Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [118]

И вот, оценив с этой точки зрения научную работу великого русского академика, они решили всеми средствами способствовать ей, облегчать его труд, обеспечить его всеми возможностями для самого широкого творчества.

То, что делается в лаборатории, – рассуждали они, – можно замкнуть в ее стенах, а нужные нам результаты этой работы мы применим уже в иных масштабах. Пусть седой академик ходит в церковь и бережет свои ордена, оставим ему эти игрушки, но воспользуемся в наших целях плодами его исключительного мышления.

Устремления к Богу, к познанию и утверждению Его Премудрости – вот, что руководило гениальными трудами И. П. Павлова и делало его поистине боговдохновенным ученым. Эти устремления марксисты попытались поставить на службу дьяволу. Удался ли их эксперимент?

Сотни и тысячи примеров, фактов, доходящих до нас из-за железного занавеса, говорят другое… Свет, Божий свет в русской душе не угашен. Не взирая на все усилия дьявольской власти, искра Господня не только сохранена в ней, но разгорается с каждым днем и отблески ее света нам уже ясно видны даже теперь. Великий Императив, заложивший, по терминологии И. П. Павлова, те безусловные рефлексы в психику людей, продолжает Его творческую работу. Распространению «условных» рефлексов, на которые возлагали свои упования люди двух измерений, положен предел, тот предел, который видел и знал великий ученый Иван Петрович Павлов и переступить который он считал для себя невозможным.

«Знамя России»,

Нью-Йорк, сентябрь/II 1954 г.,

№ 115, с. 10–11.

Колхозный эксперимент Розенберга

А. В. Байкалов[156] в своей ценной, интересной и очень своевременной брошюре «Программа мероприятий на переходный период», среди многих глубоко и здраво обоснованных указаний будущему первому правительству освобожденной России, состава которого он не предугадывает, – рекомендует сохранение колхозной системы на первые 2–4 года. Это не означает, что А. В. Байкалов ее сторонник, Предположение о необходимости ее сохранения продиктовано ему страхом оставить без хлеба города, т. к. индустрия, несомненно, не сможет выработать в обмен на хлеб нужного количества товаров.

Страх имеет основания. Опыт передачи всей земли в личное владение крестьянам был в 1918–1921 гг. Результаты его всем известны.

Но был и другой опыт: сохранение колхозов при перемене правительства. Он был сделан немцами в 1941–1943 гг. Результаты его тоже общеизвестны, но, по-видимому, далеко еще не всеми поняты.

Вторгнувшись в «восточное пространство», социалисты от Гитлера увидели там, неожиданно для себя, не хаос на полях и в хлебных амбарах (что главное), но стройную, четкую систему полного закабаления крестьянина при столь же полном лишении его плодов своего труда, систему организованную социалистами от Маркса.

Родственные сердца возрадовались.

Что может быть лучше! Рационально во всех отношениях. Остается лишь насажать своих фюреров и лайтеров на места бежавших предколхозов и все в порядке.

Для русского крестьянина это было тоже полной неожиданностью. Ждали всего, даже возвращения помещиков, и не очень-то этого боялись («договоримся, мол»), но только не колхозов. Это убеждение было создано самими большевиками, неустанно кричавшими, что фашизм и нацизм – слуги капитализма.

Слуги капитализма – следовательно, слуги частной собственности, – логично решил крестьянин, которому было вбито в голову, что фашисты и нацисты не социалисты.

Уверенность крестьянства в передаче ему земли и имущества колхозов была настолько крепка, что, в то время, как в городах, зачастую еще до отхода Красной армии начинался вселенский соборный грабеж, колхозники в подавляющем большинстве строго охраняли общественное имущество, зерно и скот «до распоряжения» и не прекращали общественных полевых работ.

Фронт стремительно прокатывался через совхозы и колхозы, не давая им ни «распоряжений», ни органов местной власти. В городах тотчас же начинали действовать комендатуры, но деревня оставалась беспризорной. В колхозах лишь эпизодически появлялись полковые фуражиры, реквизируя телку или пяток овец. В большинстве случаев обе стороны проявляли полную корректность: собственных свиней и кур немцы не брали, крестьяне же сами указывали наиболее жирных телок общественного стада и добавляли от себя овощей, фруктов, меду, если такое находилось. Фуражиров поили водкой и кормили яичницей.

Власть приходилось создавать самим. Обычно она избиралась на «закрытом» совещании элиты – пахарей-стариков, трактористов, учетчиков, счетоводов – и почти никогда не созывалось общего собрания. Женщины, «большая сила в колхозах», самоустранялись. Советский актив в эти дни еще находился в бегах – прятался в соседнем лесу, появляясь лишь недели через две, когда убеждался в полной своей безопасности.

Новая власть посылала ходоков в город, к коменданту за инструкциями. Тот отмахивался, обещая скорое прибытие гражданского управления, иногда разрешая взять из общественного стада по корове на семью и по паре центнеров зерна из амбаров, в подтверждение чего давал какую-то филькину грамоту на немецком языке, припечатанную распростертыми крыльями «адлера»