Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [101]
Теперь пройдемся немного вверх по Тверской, «Горькой улице». Привычный глаз старого москвича невольно ищет слева Лоскутную гостиницу. Ее нет. Но справа высятся корпуса двух новых – «Москвы» и «Интуриста», специально для «знатных иностранцев», вернее, для втирания им очков. Крика о этих «достижениях» было много, но мало кто из подсоветских людей побывал внутри: ордерами на комнаты этих гостиниц заведует специальное бюро, непосредственно подчиненное Лубянке. Добыть же обыкновенный номер в обыкновенной гостинице невозможно не только рядовому приезжему, хотя бы и по правительственной командировке, но и директору средней фабрики или не имеющему особых заслуг генералу. Приезжающие ночуют на полу у знакомых или на столах вызвавших их учреждений. Не имеющие ни того, ни другого курсируют ночами в дачных поездах от Москвы до Сергиева или Серпухова и обратно, в них и спят, сидя, а любители поспать, лежа, полощут рот водкой, изображают пьяных и требуют в милиции направления в наркотический диспансер. Там, уплатив установленный штраф, они могут спокойно выспаться, даже на простынях – комфорт, в СССР мало кому доступный. Догадлив русский человек, умеет приспособляться даже и к жизни в коммунистическом раю!
Нет и часовни св. Александра Невского, построенной в память спасения Царя-Освободителя от пули Каракозова[135]. На Моховой виднеются по-прежнему крашеные желтой охрой стены alma mater российской интеллигенции… только краска с них почти сошла и с внешней стены снят образ. «Наука – трудящимся» красуется на фронтоне.
– Да! Правильно! Наука! – острят москвичи.
– Научились трудящиеся социализму… своими боками… Наука!
Выше по Горькой-Тверской, за исключением телеграфа, новых зданий мало, но два выдававшихся в улицу дома передвинуты на 8 метров назад. Об этом их передвижении тоже был большой крик во всех газетах и журналах, как о необычайном достижении советской техники. Придворный поэт Безымянский даже поэму об этом событии состряпал. Инженеры, правда, посмеивались украдкой, и кое-кто из стариков вспоминал, что «Нива» еще в 1900 г. сообщала о таких же передвижениях в Западной Европе. Даже иллюстрации были. Но «Нива» – журнал буржуазный! Верить ей нельзя.
Новых зданий в центре вообще сравнительно мало. Темп строительства Москвы значительно ниже 1912–1913 гг. Строятся отдельные островки на далеких окраинах: в слившихся с Москвою Тушине, Черкизове, Химках, Филях. Вот их-то и фотографируют со всех сторон и показывают наивным иностранцам, да и русским тоже.
А рядом с ними, вблизи новых заводов, стихийно вырастают «Шанхай», «Нахаловки», «Самосады» и «Самострои». Это скопления землянок, покрытых всяким хламом. В них живут рабочие новых заводов. Органы порядка делают вид, что не замечают уродливых земляных городов, похожих более на груды мусора: разорить постройки и разогнать их население значило бы лишить заводы значительного числа рабочих, сорвать план[136].
Институты Академий Наук, Наркомпроса и других больших, но бедных организаций, приглашая к себе крупных научных работников из провинции, оговариваются в контрактах, что квартир им предоставить не могут. Но это мало кого останавливает: жизнь в Москве, в городе всемирной рекламы, даже и без пристанища, все же рай по сравнению с примитивным, полу-звериным, полуголодным прозябанием в глуши.
Собственник комнаты в Москве не только счастливец, но может стать при желании и советским рантье. Много старых москвичей и особенно москвичек-старушек, сохранивших свою жилплощадь, живут только ею. Ставит такая старушка свою кровать посреди комнаты, а четыре угла сдает по высокой цене четырем получающим «персональные» оклады, но бездомным специалистам, прописывая их в милиции «временно», как приезжих родственников. Такие старушки всегда очень строги к своим квартирантам.
– Профессор, вы сегодня ночью хлопнули дверью, а вы, товарищ инженер, безбожно храпели! Чтобы храпеть, ищите себе другую квартиру!
Пожилые люди, подчас даже с всесоюзно известными именами, теряются, краснеют и оправдываются, как нашалившие школьники, перед грозным начальством. Найти хотя бы угол в переполненной сверх всякой меры Москве – не шутка.
В рабочих поселках проще. Удастся заполучить счастливцу-стахановцу комнату, – глядь, через месяц в ней уже 12–15 человек: понаехали снохи, зятья, свояченицы и спят все на полу вповалку, а днем работают или шныряют по очередям.
«Знамя России»,
Нью-Йорк, 17 мая 1953 г
№ 85, с. 11–13.
Но возвращаемся на Тверскую. Подходим к бывшему генерал-губернаторскому дому. Дворцом никто не называл его в старой Москве, хотя и жил в нем в свое время влиятельнейший из Великих Князей – Сергей Александрович, которому венценосный брат его, Александр III, однажды протелеграфировал:
– Сергей, не изображай из себя царя московского!
Жил в нем и предшественник Великого Князя Сергея Александровича на посту московского главноначальствующего, «отец Москвы» – князь Долгоруков. Много рассказов и анекдотов сохранилось об этой яркой и колоритной для Москвы конца прошлого века фигуре одного из последних широких, размашистых и властных, типично московских бар. Рассказывают, что когда отставка Долгорукова была уже решена, то сменивший его Великий Князь Сергей Александрович сказал на каком-то торжественном обеде:
Борис Николаевич Ширяев (1889-1959) родился в Москве в семье родовитого помещика. Во время первой мировой войны ушел на фронт кавалерийским офицером. В 1918 году возвращается в Москву и предпринимает попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен к смертной казни. За несколько часов до расстрела бежал. В 1920 году – новый арест, Бутырка. Смертный приговор заменили 10 годами Соловецкого концлагеря. Затем вновь были ссылки, аресты. Все годы жизни по возможности Ширяев занимался журналистикой, писал стихи, прозу.
Рассказы о жизни послевоенной эмиграции в Европе и воспоминания. Несмотря на заглавие сборника, которое может показаться странным, Ширяев не выступает как националист.Орфография автора.
Автобиографическая повесть по мотивам воспоминаний автора о жизни на оккупированном фашистами Кавказе.
Издается новый расширенный сборник итальянских эссе самого известного писателя «второй волны» эмиграции, прославленного книгой-свидетельством о Соловецком лагере «Неугасимая лампада», написанной им в Италии в лагерях для перемещенных лиц, «Ди-Пи». Италия не стала для Б. Н. Ширяева надежным убежищем, но не могла не вдохновить чуткого, просвещенного и ироничного литератора. Особый для него интерес представляло русское церковное зарубежье, в том числе уникальный очаг православия – храм-памятник в Бари.
В феврале 1945 года Ширяев был откомандирован в Северную Италию для основания там нового русского печатного органа. После окончания войны весной 1945 года Борис Ширяев остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена книга «Ди-Пи в Италии», вышедшая на русском языке в Буэнос-Айресе в 1952 году. «Ди Пи» происходит от аббревиатуры DPs, Displaced persons (с англ. перемещенные лица) — так окрестили на Западе после Второй мировой войны миллионы беженцев, пытавшихся, порой безуспешно, найти там убежище от сталинских карательных органов.
Эссе. Опубликовано: Игорь МАРКОВ (Игорь Росоховатский). Е-существа против людей? Газ. «Зеркало недели» (Киев) от 21.11.1998.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
Как в разных городах и странах отмечают День Победы? И какую роль в этом празднике играют советские военные памятники? В книге на эти вопросы отвечают исследователи, проводившие 9 мая 2013 г. наблюдения и интервью одновременно в разных точках постсоветского пространства и за его пределами — от Сортавалы до Софии и от Грозного до Берлина. Исследование зафиксировало традиции празднования 9 мая на момент, предшествующий Крымскому кризису и конфликту на юго-востоке Украины. Оригинальные статьи дополнены постскриптумами от авторов, в которых они рассказывают о том, как ситуация изменилась спустя семь лет.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.