Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [104]
Сама она ограничивается общими словами, когда рассказывает о свиданиях с Бостом. Сартр ругает ее за это, он считает, что ей следует больше писать о себе — и в письмах, и в книгах. Ее жизнь, мол, гораздо интереснее, чем жизнь выдуманных персонажей в ее романах. Симона де Бовуар говорит: «Я на это никогда не решусь». А Сартр отвечает: «Решайтесь же!»
Сартр признается ей, что в последнее время запутался в своих романах, потому что никогда не знает, что делать с соблазненными женщинами. Но тут он получает удовлетворение другого рода: после нескольких лет сомнений издательство Gallimard решает опубликовать его роман «Тошнота». В этот день он пишет Симоне де Бовуар самое пылкое письмо: «Когда я испытываю это счастье, оно ярче, чем благосклонность женщины. Я с наслаждением думаю о себе». И этими словами он заканчивает письмо! Он думает с наслаждением вовсе не об адресате, Симоне де Бовуар, а о себе. Но если все будут думать о себе, то никто не останется без внимания — наверное, так подумала она и посвятила себя книгам, главной темой которых в конце концов становится она сама.
Когда Маргот фон Опель пытается забыть любовь к меланхоличному Эриху Марии Ремарку, который безнадежно влюблен в Марлен Дитрих, она наперекор всему влюбляется в еще более меланхоличную Аннемари Шварценбах, которую не успокоил брак с французским послом в Тегеране. Лето Шварценбах проводит в наркологической клинике в Саме дане. А Маргот фон Опель и Лени Рифеншталь — на пляжах Зильта. Потом Шварценбах и фон Опель едут на поиски счастья в Америку. Скажем сразу — они не найдут его.
Бертольт Брехт хорошо проводит время в Швеции со своей подругой Рут Берлау. Летом 1938 года она пишет книгу, которую назовет «Все звери умеют это». Книгу о физической любви — и о том, что люди разучились делать после того, как стали включать голову в постели. Берлау с юмором рассказывает, почему женщины за последние столетия утратили животную страсть — потому что мужчины так часто подводят их. Брехт записывает в дневник результаты изысканий Берлау: «Семьдесят процентов женщин якобы фригидны. Оргазм — редкая удача». Но когда Берлау думает о том, чтобы предложить книгу американским издательствам, Брехт реагирует скептично: эта книга — не для мужчин, пишет он ей. «„Все звери умеют это“ пойдет как женская литература или не пойдет вообще, поверь мне». Разумеется, верная ученица верит ему.
Двадцать шестого сентября поэтессу Эльзу Ласкер-Шюлер лишают немецкого гражданства. Гестапо так обосновывает это решение в письме рейхсфюреру СС: «Типичная представительница эмансипированных женщин, активизировавшихся в послевоенное время. Своими выступлениями и сочинениями пыталась выставить в уничижительном свете духовные и моральные качества немецких женщин. После смены власти бежала в Цюрих, там выражала свою германофобскую позицию, распространяя всевозможные клеветнические измышления». Вместе с немецким гражданством аннулируется и ее разрешение на пребывание в Швейцарии. Она собирает по швейцарским друзьям деньги на переезд в Палестину. Следующей весной она бежит в Тель-Авив через Марсель.
В сентябре 1938 года, в ужасе от «Мюнхенского соглашения» [99], от этих «дней позора, дней боли», Клаус Манн решает окончательно эмигрировать в США. Он поселяется в номере гостиницы «Бедфорд» на сороковой улице, между Лексингтон-авеню и Парк-авеню. Там он встречает множество старых знакомых из Берлина, например Билли Виль дера, Вики Баум и Рудольфа фон Риппера. «After all, this is your home», — говорит приветливый человек за стойкой регистрации, когда Клаус Манн не знает, какой адрес на родине ему следует указать в формуляре. Вскоре он уже выступает в Нью-Йорке с лекциями и нахваливает нравы новой страны: «В Штатах люди проявляют больше понимания, больше сочувствия и уважения к нашей жизни — жизни людей, потерявших родину и все основы существования из-за своих убеждений или своей расы, — больше, чем люди в Европе». Его родители Томас и Катя Манн осенью 1938 года тоже переселяются в Америку. Они тоже не верят в безопасность Европы, кроме того, они верят в то, что сами воплощают «Германию», где бы ни находились. «Где я, там и Германия», — сказал однажды Томас Манн. А Клаусу Манну, сыну, такой подход категорически не нравится, как и восхищение американцев его отцом: «Куда бы он ни приехал, везде он победитель. Выйду ли я когда-нибудь из его тени? Хватит ли мне сил?» Клаус Манн снова начинает принимать наркотики, регулярно и много.
