Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [103]

близко знакомый с Бертольтом Брехтом и работавший раньше редактором в театре Volksbuhne. Роман Вайзенборна «Варвары» тоже сжигали в мае 1933 года. Вайзенборн примыкает к группе Сопротивления, которая раз в две недели, по четвергам, встречается на Вайц-Штрассе, 2 и быстро овладевает мыслями и телом Либертас. Сначала она ожидает от него поддержки в ее литературных опытах, но когда 17 и 18 мая 1938 года они вместе едут на остров Хиддензее, то литературное творчество быстро отходит на второй план: «Весь день валялись голыми в дюнах, бегали, играли, любили горячо, по-звериному, лазали по скалам, купались, Либс и я, загорелые. У нас чудесная спальня: полнолуние, соловьи, май, Балтийское море перед террасой, любовь!» Вот так кратко и страстно Гюнтер Вайзенборн описывает свой творческий отпуск. Что ж, Харро Шульце-Бойзен, муж этой радостно изменяющей Либертас, получил именно то, что год назад называл в письме к матери своим идеалом: «…я не буду исключать из семейной жизни приключения и трудности, наоборот, я принимаю их». А Либертас считает происходящее до такой степени нормальным, что на обратном пути в Берлин даже представляет любовника своей матери, Торе фон Эйленберг, за чаепитием в замке Либенберг. Мы не знаем, насколько она была влюблена, не знаем, считала ли она роман с Гюнтером Вайзенборном компенсацией от судьбы за те телесные радости, которых она была лишена с мужем, изувеченным в нацистских застенках. Как бы то ни было, она ни на минуту не перестает заботиться о нем. Во время поездки в Цюрих она даже встречается с Томасом Манном и рассказывает ему по секрету о подпольной деятельности своего мужа и о его моральном величии. И если с ним что-то случится, то его дела должны стать известны миру. Либертас как будто догадывается, что именно в эти дни 1938 года имя Харро Шульце-Бойзена заносится в картотеку «А» Главного управления имперской безопасности — это список лиц, которых следует немедленно отправить в концлагерь Заксенхаузен в случае политического кризиса.

*

Последняя часть драмы художника Эрнста Людвига Кирхнера начинается 6 мая 1938 года, когда на свой пятидесятивосьмилетний день рождения он не получает у себя в Штафель-Альпе, в горах над Давосом, ни одного поздравительного письма. Всё утро он ждет почтальона вместе с Эрной, своей верной спутницей, которая несколько лет надеется выйти за него замуж. Но почтальон не приходит.

В его жизни столько неприятностей: после глумливой выставки «Дегенеративное искусство» он стал в Германии воплощением уродства, в базельском «Кунстхалле» подходит к концу его большая выставка, но не продано ни одной картины. Кроме того, 639 картин, скульптур и рисунков Кирхнера удалены из немецких музеев, а Прусская академия художеств в Берлине призвала его покинуть организацию.

А теперь, после аншлюса Австрии, немецкий вермахт оказался совсем рядом, всего в двадцати пяти километрах от Давоса, на перевале Шлаппинер-Иох. Кажется, на пороге следующая война, а его душа всё еще страдает от предыдущей. Эрна Шиллинг напишет потом, что «тут несколько месяцев разыгрывалась тихая трагедия».

От такой безысходности Эрнст Людвиг Кирхнер начинает уничтожать свои работы и принимать большие дозы морфия после нескольких лет воздержания. Он делает себе инъекции юкодала; потом на лугах вокруг дома найдут десятки закопанных ампул.

Почему 10 мая он едет в ратушу Давоса, чтобы подать заявление на регистрацию брака с Эрной Шиллинг, мы не знаем. Возможно, он хочет сделать ее своей наследницей, возможно, он хочет исполнить заветное желание этой женщины, положившей всю жизнь на утешение его страданий. Как бы то ни было, остается загадкой и то, почему надломленный художник 12 июня снова едет в ратушу Давоса и забирает поданное заявление.

Пятнадцатое июня — необычно холодный день, стоит густой туман, метет метель. Эрнст Людвиг Кирхнер вкалывает себе юкодал и погружается в отчаяние. В 9.30 Эрна Шиллинг уходит из дома, чтобы от соседки, живущей в паре сотен метров, по телефону вызвать доктора Бауэра. Кирхнер рассовывает по карманам пальто всё самое важное: 8740 франков наличными, паспорт, диплом инженера, полученный в Дрездене тридцать лет назад, одну дозу морфия и три упаковки юкодала. Он выбегает из дома, хочет догнать Эрну, кричит, а потом стреляет в себя из старого браунинга, делает два выстрела прямо в сердце. Доктору Фредерику Бауэру, приехавшему в горы на такси, остается только констатировать смерть своего самого знаменитого и самого депрессивного пациента.

Похороны проходят через три дня. Зимняя погода и туман улетучились, на дворе прекрасный день начала лета, всюду горные цветы, небо синее. Две косули наблюдают с лесной опушки за траурной процессией, которая мучительно медленно поднимается от церкви Фрауэнкирхе к кладбищу. Эрна Шиллинг получает право носить имя Эрна Кирхнер. Она будет жить в том же доме до конца войны. А потом тоже умрет.

*

Такое впечатление, что Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар не замечают ни зверств нацистов, ни множества несчастных эмигрантов в Париже. Осенью 1933 года они ели кезекухены [98]