Логика птиц - [61]

затем начинай с самого себя в одиночестве.

И когда сожмётся твоя душа, отказавшись от чувств и ума[353],

ты выберешься наружу, за пределы и добра, и зла.

Когда их не останется у тебя, влюбишься ты,

и тогда станешь достойным исчезнуть в любви.

Нищий влюбляется в сына султана

Один луне подобный султан с солнечным ореолом

имел сына, красой подобного Йусуфу.

Ни у кого не было столь прекрасного сына,

ни один сын не был окружён таким почётом и уважением.

С ним рядом его поклонники прахом казались,

даже местная знать была у его лица в услужении!

Если ночью он выходил за порог,

то казалось, что новое солнце над полями всходило.

Невозможно описать его лик,

даже блеск луны рядом с ним — пустячок.

Если из его кудрей свить верёвку,

сотни тысяч сердец спустились бы и в колодец по ней.

Обжигающие кудри этой свечи из Тараза

усложняли и без того трудную жизнь всему миру.

Ловушки локонов этого подобного Йусуфу юноши

и за полвека описать невозможно.

Если моргал он глазами, как расцветший нарцисс,

воспламенялся весь свет,

а когда рассыпал сахар своего смеха,

сотни тысяч цветов распускались, не дожидаясь весны.

От его губ и следа не было видно — настолько тонки,

а о том, чего нет, и пересудов не будет.

Когда появлялся он из-за занавеса,

каждая ресница его губила сотню смотревших!

Причиной волнения в мире и в душах был этот парень,

но не хватит мне слов всё о его красе рассказать.

Когда в полях гонял он коня,

сопровождали его мечи оголённые и сзади, и спереди,

Засмотревшихся в его сторону

сразу на дороге вылавливали.

Один бедный дервиш, не знающий ничего,

потерял и верхушку, и корни в любви к тому юноше.

Его надел здесь не предвещал ничего, кроме тревог и невзгод,

и умирал он, но боялся признаться.

Не найдя, с кем разделить свою боль,

заглушал в душе он любовь и в сердце — горе.

Дневал и ночевал он на улице юноши,

отвернув взор от людей мира.

Никого в мире он в свою тайну не посвящал,

в одиночестве задавливал своё горе.

Сутками напролёт, со слезами, словно из серебра, и лицом, словно из золота,

просиживал в ожидании с раздвоенным сердцем.

Держался лишь тем теряющий выдержку нищий,

что тот юноша иногда проходил вдалеке.

Однажды возвращался принц издалека,

весь базар охватило волнение.

Словно сотня воскрешений в мире случилась,

засуетились люди повсюду.

Глашатаи шли сзади и спереди,

каждый час проливая кровь у сотни людей.

Крик «Вон отсюда!» достиг и луны.

Длина войска была чуть не фарсанг.

При криках глашатаев у того нищего

голова закружилась, он пал на землю.

Потерял он сознание, оставшись в крови,

совсем о себе позабыл.

Потребовались бы и сто тысяч глаз,

чтобы его кровь оплакать!

Иногда этот ослабший синел,

иногда истекал кровью.

Его слёзы то замирали от его стона,

то сгорали от зависти.

Наполовину погибший, полумёртвый, полуживой,

в бедности не имевший и полбуханки —

как же столь низко упавшему

можно соединиться с таким принцем?

Был он, незнающий, с полкрупинки тени размером

и вдруг захотел солнце обнять.

Принц шёл с войсками,

и крикнул со своего места тот нищий.

Вскричал он, вышедши из себя:

«Сгорела моя душа, ум тоже ушел!

Сколько ещё мне жечь душу всем этим?

Иссякли у меня выдержка и терпение!»

Произносил такие слова тот ошеломлённый,

ударяясь от боли с каждым возгласом головою о камень.

Помутилось его сознание после выкриков,

кровь полилась из его глаз и ушей.

Глашатай принца об этом узнал,

пошёл к шаху, чтобы обо всём донести.

«В твоего принца, о шахрияр, — он сказал, —

беспокойный жулик влюбился».

От ревности шах потерял рассудительность,

от жара сердца вскипел его разум.

«Возьмите его и повесьте, — велел он, —

связав ноги, повесьте вниз головой».

Стража шаха немедленно отправилась

и окружила этого нищего.

Потащили нищего в направлении виселицы,

возбуждённая толпа собралась вокруг.

Никто не подозревал о его боли,

и никто не просил о его помиловании.

Когда поднял его на эшафот разозлённый визирь,

в огне сожаления нищий воскликнул:

«Ради Господа, дай мне время,

дабы сделать один поклон перед смертью».

Дал ему время гневный визирь,

чтобы он мог поклониться.

Затем при поклоне сказал: «О Боже!

раз шах убивает меня невиновного,

перед тем, как душу отдать, так и оставшись незнающим,

сделай лик этого мальчика долей моей.

Чтобы узреть его лик ещё раз

и, уходя, посвятить жизнь его лику.

Если с радостью в лицо этого принца взгляну,

смогу посвятить и сто тысяч жизней радостно.

О Царь! Раб к тебе обращается с просьбой,

влюблён он и убит на твоем пути.

Я — ещё раб этой двери,

влюблён я, но ещё не неверный.

Ты же исполняешь сотни тысяч желаний,

а у меня лишь одно, исполни его, разреши моё дело!»

Когда это пожелал тот невинный пути,

то попала его стрела в цель.

Пока визирь речь эту слушал, тихо

сердце его сжималось от сострадания к бедняку.

Направился к шаху с рыданиями,

рассказал о состоянии влюблённого,

рассказал о его просьбе намаз совершить,

и о его желании при поклоне.

Шаху стало больно из-за него,

он смилостивился и дал согласие на прощение.

Затем шах сразу принцу сказал:

«От этого упавшего не отворачивайся,

вставай и поднимайся на эшафот,

подойди к этому изумлённому и страдающему.

Вызови к себе своего нищего,

он тебя полюбил, будь с ним ласков.

Поступай милостиво с ним, ибо от тебя он страдает,