Логика птиц - [40]

жаловался на свою нищету.

«Эх, сынок, разве дёшево ты купил свою нищету?» —

спросил его Ибрахим Адхам[242].

«В твоих словах нет смысла, — ответил тот. —

Такая нужна ль нищета? Постыдись упрекать».

«Однажды я выбрал душою некий товар, — сказал Адхам, —

а потом заплатил за него цену сотни миров.

И ныне отдам за него сотню миров в один миг,

ибо по сей день дороже нет ничего для меня.

Когда я нашёл этот товар крайне ценным,

навсегда с царством своим я распрощался.

Поэтому ценю я товар, а ты — нет,

и благодарить за него надо, считаю, в отличие от тебя».

Люди воли отдавали сердце и душу,

они годами горели и терпели.

Птица их воли к Нему приблизилась,

пролетев и через жизнь, и через веру.

Если эта воля не по зубам тебе,

ступай вон, о ленивый. Ты — не владелец изобилия[243].

О шейхе Гури

Шейх Гури[244], из тех, кто в совершенстве достиг совершенства,

зашёл однажды под мост с безумными.

Мимо Санджар[245] торжественно шествовал.

«Что за люди там, под мостом?» — он спросил.

«Все без ног, без голов, — шейх ответил. —

На два дела только мы все и годимся.

Если в любви к нам у тебя есть постоянство,

мы быстро и полностью выдернем из жизни тебя.

Если же ты нам враг, а не друг,

столь же быстро вытащим из веры тебя, вот и весь тебе сказ!

Если спустишься под мост на момент,

освободишься от этого торжества и тяги к нему».

«Вам со мной не тягаться, — ответил Санджар. —

Мои дружба и неприязнь вас не достойны.

Я вам не враг и не друг,

ухожу я сейчас, чтоб мой стог не сгорел[246].

В вас не вижу я гордости и вы мне не противники,

безразличны мне ваши добро и зло».

Воля является как быстро летящая птица,

что с каждым мигом полёта все непокорнее.

Но не положено лететь без воззрения —

тогда не окажется она внутри творения.

Полёт её превосходит горизонты вселенной,

ибо она выше и трезвости, и опьянения.

Безумец плачет в полуночи

В полуночи заплакал некий безумец.

«Хотите знать, что есть весь этот мир? — он восклицал. —

Это — ларчик с захлопнутой крышкой, и мы под ней,

по глупости, варим свои мечты, как в котле.

Как только крышку снимает смерть,

обладающий крыльями взлетает до начала времён,

а бескрылый остаётся внутри

с сотнями бед».

Отдай птице воли крылья понятий,

дай душу уму, а душе — вдохновение!

Перед тем, как со шкатулки крышку поднимут,

стань птицей пути, вырасти крылья.

Или нет, сожги крылья, как и себя,

дабы опередить всех в полёте!

Вопрос четырнадцатой птицы

«Верность и справедливость, — сказала другая, —

как выглядят в глазах Его Величества Падишаха?

Всевышний дал мне качество справедливости,

не была я неверной по отношению к кому бы то ни было.

На какую ступень познания тот поднимется,

у кого внутри собраны все эти качества?»

Ответ Удода

«Справедливость — Царь-спаситель, — сказал Удод. —

Кто справедлив, тот от вздора спасён.

Лучше воспитать в себе справедливость, чем

провести жизнь в поклонении и молитве.

В обоих мирах нет благороднее качества,

чем внутренняя справедливость.

Но кто напоказ справедлив,

приближается к лицемерию, помни!

Мужчины у людей справедливости не просили,

но сами поступали всегда справедливо».

Имам Ахмед Ханбал

Ахмед Хан бал[247] был имамом своего времени,

его познания превосходили возможность их объяснения.

Но когда опустошало его и знание, и мышление,

то споро он отправлялся к Бишру Хафи[248].

Люди, замечая Ахмеда у Бишра,

сразу пеняли ему, не удерживаясь:

«Ты — имам, знающий,

мудрее тебя никого нет и не будет.

Почему же, не слушая никого,

ты, как босяк, бежишь к этому голодранцу?»

«Я опередил всех в хадисах и сунне, —

так Ахмед Ханбал им отвечал. —

В своём знании я его превзошёл, что вижу прекрасно.

Но он лучше меня знает Бога».

О ты, не подозревающий о своей несправедливости,

взгляни на миг на справедливость знатоков пути.

Индийский раджа и Махмуд

Престарелый шах был у индусов,

войсками Махмуда был он взят в плен.

Когда войска препроводили к Махмуду его,

принял ислам, наконец, тот правитель.

Обрёл он и дружбу,

и от обоих миров отделился.

После этого и днём, и ночью сидел он в шатре,

взволнованный, ошеломлённый.

Сутками напролёт горел и рыдал,

днём горше, чем ночью, и ночь была хуже дня.

Когда его плач перешёл границы возможного,

Махмуд проведал о его состоянии.

Призвал его к себе и сказал:

«Отдам сотни царств и того более,

ты — падишах, перестань же рыдать о себе!

Сколько можно плакать, довольно уже».

Хосров индусов ответил: «О падишах,

ни страну, ни положение я не оплакиваю.

Плачу лишь потому, что если Всевышний завтра,

в Судный день, меня спросит:

"О ты, неверный нарушитель обетов,

как мог ты со Мной так обойтись?

Пока Махмуд с толпой гордых

всадников к тебе не приблизился,

ты даже не вспоминал обо Мне. Разве так можно?

Это нарушение расписки о верности,

потребовалось ради тебя сосредоточить войска,

а тебя — отправить вслед за другим[249].

Без силы ты и не вспоминал обо Мне.

Скажи, назвать тебя другом или врагом?

До каких пор быть постоянству с Моей стороны, а измене — с твоей?

В деле верности так не положено".

Если Всевышний так ко мне обратится,

чем рассчитаться за неверность свою?

Что дальше делать со стыдом и смущением?

Вот причина слёз старика, о молодой».

Выслушай о верности и справедливости,

выслушай наставления в добрых деяниях.