Логика птиц - [42]

то его дерзость — из-за бодрости.

Он принимает всё идущим от Бога, не разбираясь ни в чём,

и если он дерзок, то от горячей любви.

От сильной любви он словно безумен,

идёт и по воде он силой любви.

Приятна его доблесть, приятна,

ибо этот безумец подобен огню.

Путь огня не бывает безопасным,

и упрекать безумных не следует.

Когда с ума ты сойдёшь,

можно выслушать все, что ты скажешь.

Слуги правителя Хорасана

Благо возросло в Хорасане,

ибо этот край Амида[256] обрёл.

Было сто луиоликих слуг у него,

ростом как кипарисы, белокожи, благоухают мускусом.

В их серьгах — жемчужины, тьму рассеивающие,

ночь, отражаясь в этих жемчугах, в день превращалась.

В парчовых шапках, с золотыми ободками[257] рабов,

все — светлые, с золотыми щитами,

на поясах — драгоценности,

и каждый — верхом на белом коне.

Кто всматривался в лик этих слуг,

оставлял с ними сердце и душу.

Как-то раз некий безумный, очень голодный,

в ветхой одежде, босой,

увидел издалека этих слуг.

«Кто эти гурии?» — спросил он.

Весь город ответил:

«Это слуги Амида нашего города!»

«О Обладатель Великого Трона! — тогда он воскликнул. —

Научись у Амида рабов содержать».

Если по Нему ты с ума сходишь — дерзай,

если у тебя есть листья — ветке этой будь нужен![258]

Если нет у тебя листьев для столь высокой ветки,

то не дерзи и не смейся более над собой.

Дерзанье безумных приятно,

сжигают они себя, как мотыльки.

Ни на что не смотрят люди такого пути,

ни на хорошее, ни на дурное, только на место, что перед Ним.

Голый безумец

Один безумец, в лохмотьях,

голодный, брёл по дороге.

Шёл дождь со снегом, стояла страшная стужа,

и бедняга промок от снега с дождём.

Не попадалось ему ни дома, ни иного убежища,

пока не добрался он до развалин.

Едва, свернув с дороги, приблизился к развалинам,

ему на голову черепица упала.

Кровь из разбитой головы рекой полилась,

повернулся человек в сторону неба:

«Когда же ты прекратишь бить в бубен царства?

Займись лучше делом!»

О взявшем ишака напрокат

В Каризе жил нищий,

однажды он взял ишака напрокат.

Пошел к мельнице, но уснул по дороге.

Пока он дремал, ишак убежал.

Волк задрал ишака, а затем его съел.

Наутро хозяин ишака потребовал возмещения.

Оба они прибежали

к эмиру Кариза.

Всю историю рассказали честно эмиру

и спросили у него: «Кто должен возместить ущерб?»

«Тот, кто оставил на поляне, где пастбище,

одинокого и голодного волка, — ответил эмир. —

Безусловно, Его упущение — правильное,

вам обоим следует у Него попросить возмещения за ишака».

О, сколь прекрасно Его возмещение!

Всё, что Он делает — не упущение.

Вспомни приключившееся с египтянками

из-за того, что мимо них прошёл сотворенный[259].

И отнюдь не странно, если у безумного

в доме изобилия проявляется состояние.

И если в этом состоянии он покинет себя,

то назад не оглянется и не посмотрит вперёд.

Говорит он только о Нём, но говорит только Ему.

Ищет что-либо только у Него, находит с Его же помощью.

Голод в Египте

В Египте внезапно наступил голод.

Погибая, люди требовали хлеба.

Дороги были устланы трупами,

и полуживой поедал мертвецов.

Один сумасшедший, видя, что

люди всё гибнут, а хлебу взяться неоткуда,

вскричал: «О Владыка мира и веры,

раз нет у Тебя на всех изобилия, так поменьше твори!»

Но тому, кто на этом дворе уподобляется хаму,

придётся, узнав поздней обо всём, попросить и прощения.

Если здесь лживо действительность истолковывать,

знай, что любезно извиняться придётся.

Рассказ о безумце, побитом камнями

Жил некий безумец. Сердце его кровоточило

оттого, что дети побивали камнями его.

Однажды вошёл он внутрь банной печки,

в которой сверху было большое отверстие.

Случилось, что через него посыпался град

на неприкрытую голову безумца.

Не отличив град от привычных камней,

принялся безумец браниться зазря.

Произнёс он изрядно непристойностей

о том, что беспричинно камни швыряют в него.

Место ведь было тёмное, и ему казалось,

что это снова проделки детей,

пока ветер не распахнул дверь

и печку не осветил.

Сразу отличил он каменья от града,

и стало тяжко на сердце ему.

«О Боже, тесна была моя печка,

ошибся я, и всё, что сказал — достойно меня».

Если здесь безумец так бредит,

не бросай Ему вызов заносчивой болтовнёй.

У того, кто здесь опьянён,

нет покоя, он одинок, нет с ним любви.

Жизнь он проводит в несчастье,

новое беспокойство каждый миг у него.

Береги свой язык от подобных манер,

и прости и безумного, и влюблённого.

Если прикоснёшься к тайне не имеющих света[260]

безусловно, всех их простишь.

Кладбище иудеев

Васити[261] шёл изумлённый,

бродягой от удивления став.

Увидел он иудейское кладбище[262],

затем начал думать о Боге.

«Неповинны эти евреи[263], но и

никому нельзя об этом сказать», — он произнёс.

Судебный пристав, эти речи услышав,

потащил его с гневом к судье.

Судье эти слова не понравились.

Васити всё отрицал, но не унимался судья.

Тогда Васити сказал: «Этот несчастный народ,

ты полагаешь, мог и не избрать унижение?[264]

Но Владыка неба сделал выбор за них.

Сейчас на всех путях — Его принуждение».

Вопрос шестнадцатой птицы

«Любовь к Нему достойна и ценна для меня,

пока я жива, — сказала другая. —

Сижу я ото всех в отдалении,

признаваясь Ему в любви непрерывно.

В миру я всех уже повидала, отдалилась ото всех,

кроме Него, с кем я ещё могу связаться?