Лето без каникул - [7]

Но про мать Русаков ничего не спросил, — гадая про себя: ну какое у Шеломовых дело до него? Огороды вспаханы и посажены, на дрова порубочный билет с зимы был дан, может быть, нужны цыплята? Наталье Захаровне всегда пойдем навстречу. Хоть и не в колхозе, а на колхоз работает. Колхозникам письма и газеты доставляет.

— Так ты насчет цыплят? Нет?

— Работать хочу.

— А экзамены? — спросил Русаков.

— Я после экзаменов.

— Подработать на студенческую жизнь?

— Нет, вообще работать в колхозе.

— Постой, Игорь, как это вообще? А институт? Тебя очень хвалит Егор Васильевич.

— Я учиться не поеду.

— Это почему же?

Игорь отвернулся. Не будет же он жаловаться на отца! И вообще, какое дело Русакову, почему он не хочет дальше учиться? Не хочет, и все тут! Не ответил иначе, как бы желая обезоружить Русакова:

— Кому-то надо и на земле работать.

— Как ты сказал? — переспросил Русаков. — Давненько не приходилось слышать такое. Особенно от вашего брата — молодых. Занятно, очень занятно. — Он смотрел на Игоря с недоверием и не скрывая своего удивления. Да что это случилось с парнем?

— Садись!

— Спасибо, я постою…

— Нет, брат, садись! И расскажи, как думаешь работать в колхозе? Какая работа по сердцу?

— На тракторе.

— Очень хорошо. А из выпускников никто еще не думает остаться?

— Не знаю. Разве что Рюмахин.

— Стаж требуется для вуза? Только это уже не то. Надо, чтобы человека земля к себе тянула. Я на днях встретил твою одноклассницу Лушу Кабанову. «Как, Луша, — спрашиваю, — пойдешь к нам работать?» Ни в какую! «Ведь, — говорю, — ты учиться дальше не думаешь, и уже женишок вроде как наклевывается. Из города, говорят. Хотя и здешний». Где там, ничем ее не соблазнишь. И на молокопункт не хочет, и счетоводом в контору, и в детсад. Так, говоришь, трактористом хочешь быть? Могу предложить возку кормов. Пойдешь?

— Возить на тракторе?

— Ясно. И неплохие заработки. Не меньше доярки. Сто рублей верных. Получать будешь с удоя. Но учти, работа ответственная. Чтобы доставка кормов без перебоев. По часам!

Русаков хотел сказать что-то еще, но его перебила не знакомая Игорю молодая женщина — Вера Викентьевна. Она поднялась и сказала, протягивая руку Ивану Трофимовичу:

— Так, значит, договорились? Парты и крыша. В порядке шефства.

— Что с вас взять…

— А это как сказать, — улыбнулась Вера Викентьевна. — Взять с нас хоть и нечего, а дать кое-что сможем.

— И что именно?

— Там будет видно.

И, кивнув Игорю, скрылась за дверью.

Игорь вышел из правления колхоза в самом отличном настроении. Сто рублей! Шутка сказать, — это больше, чем на стройке моста. Вот уж не думал. И все решилось так быстро. В его руках бумажка на ферму: с первого июля направляется на работу трактористом-кормовозом. Он несколько раз перечитал: кормовозом, кормовозом, кормовозом! И вдруг почувствовал в этом слове что-то обидное, даже оскорбительное. Чепуха! Подумаешь, кормовоз. Ну и что ж с того? Он старался себя убедить, что быть трактористом-кормовозом — все равно что трактористом-пахарем, сеяльщиком, возчиком леса. Но чем больше он убеждал себя, тем сильнее его охватывал стыд. Это он-то, Игорь Шеломов, кормовоз?! Он готов был вернуться к Русакову, бросить на стол бумажку. Ему казалось, что однажды, очень давно, он уже пережил нечто подобное. Вот только когда? В пионерском лагере! Его послали туда, как отличника. И там какой-то дурак стал дразнить его навозником. Было глупо обижаться. А может быть, это чувство стыда и неловкости пришло совсем не в пионерском лагере? Не все ли равно. Вот и сейчас ему тоже стыдно. Он закончит среднюю школу, наверное, получит медаль, и — на тебе! — идет в колхоз кормовозом. Не отсюда ли его стыд? Только бы не узнали в школе. Но это невозможно. Узнают не сейчас, так потом. Не во время экзаменов, так после, когда он выйдет на работу. Он шел, не думая о дороге, и вновь оказался на задах Больших Пустошей, около гумен и риг, мимо которых шел в правление. Так, значит, еще направляясь за работой в колхоз, он стыдился ее, боялся встретиться с кем-нибудь из ребят…

6

На доске мелом было написано крупно, каллиграфически, словно на уроке чистописания: «Физик-комик!» Игорь увидел эту надпись, едва войдя в класс, и сразу все понял: это его новое прозвище! Значит, кто-то узнал, что он будет работать на ферме, и дал ему кличку. Физик-комик! И пусть как угодно называют. Ему наплевать. На всех наплевать! Тем не менее он думал: а кто это написал? И сжал кулаки.

За несколько минут до экзаменов в класс вошел Егор Васильевич. Удивленно остановился перед доской.

— Есть физики-лирики, это я слыхал. А что такое физики-комики?

— Бульшепустошское изобретение! — ответил Юрка Игнашов.

Класс рассмеялся. Игорь до боли в пальцах стиснул крышку парты. Значит, будет розыгрыш. И рывком поднялся. Егор Васильевич взглянул на него.

— Шеломов хочет что-то сказать?

— Позвольте мне отвечать первым. — И, не ожидая разрешения, шагнул к столу, где должны быть разложены билеты по математике.

Но директор вернул его на место и вызвал Рюмахина. Так уже было заведено у Егора Васильевича. Начинают отвечать троечники. И тогда класс производит весьма выгодное впечатление. А что было бы, если сначала сдавали экзамены отличники?