Лето без каникул - [5]

— Наверстаешь, не наверстаешь, там видно будет. А как сможешь — приходи. Эх, беда с вами, помощниками. Я-то что, как-нибудь до первого июля потерплю. А государству каково! Два года на производстве стажа ради, потом три года в армии, а там еще пять лет в вузе. Раньше тридцати лет от вас отдачи не жди. Вот так получается! Плохо получается!

Игорь вернулся в Большие Пустоши после полудня.

Что сказать матери? Ездил… ездил… Ездил в Малые Пустоши к одному парню. А сочинение, конечно, написал. Первый сдал. Все будет в порядке, мама. Теперь, когда растерянность прошла, он врал вдохновенно и не боясь быть разоблаченным. На такую тему и чтобы не написать хорошо! Вот увидишь, мама, даже Володька Рюмахин пятерку получит. А четверку наверняка. И очень хотелось сказать ей: «Если бы ты знала, что я придумал. Скоро мы с тобой заживем — лучше не надо. Что ни месяц — восемьдесят целковых буду получать».

Вечером Игорь готовился к экзамену по физике. В сенях стукнула щеколда. Подумал: не иначе — кто-нибудь из ребят. Но дверь распахнулась, и на пороге он увидел директора школы.

— Наталья Захаровна дома? — Егор Васильевич не поздоровался с ним, не взглянул на него.

Вошла мать, держа в руках полные ведра.

— Проходите в горницу, Егор Васильевич!

Он словно не расслышал. Остался на кухне и даже не присел. Это уже немилость. Игорь ждал, затаившись.

— Так вот, Наталья Захаровна, разговор будет не с Игорем, а с вами. Ваш Игорь показал себя человеком безответственным и легкомысленным. Такой дал сбой на экзаменационном старте. И это кандидат на золотую медаль! Нет, он обычный середнячок. Тему-то выбрал самую легкую. И написал не намного лучше Рюмахина. Конечно, свою пятерку он получил. Но с натяжкой. Неужели на физике и математике он не покажет себя? Что с ним? А это, Наталья Захаровна, вам лучше знать!

Игорь больше всего боялся, что вот сейчас мать заплачет, начнет рассказывать об отце, своем сиротстве жены и матери. Но она молчала. Спокойная, невозмутимая, она стояла, держа в руках ведра. Она забыла о них, и лишь вода, изредка выплескивавшаяся на пол через край ведра, выдавала ее волнение.

— Вы уж извините, Егор Васильевич, что обеспокоили вас.

И больше ни слова не сказала. И молча проводила его на крыльцо. Только после того, как Егор Васильевич скрылся за воротами и миновал переулок, она проговорила тихо:

— Ну, говори, что надумал?

Он все рассказал. Она слушала его и не верила.

— Так, значит, не поедешь учиться? Мне хочешь помочь? На стройку пойти? Так, так. — И, не сдержавшись, крикнула: — Да знай я раньше, что ты трактористом станешь, иль тянула бы тебя до последнего класса? Выходит, дерюгу шелком вышивала. Вот уж спасибо так спасибо. Не велика твоя должность! — Мать горестно замолчала. — Одно дело замесуха — раз, раз и готово тесто, а другое — хлеб печь, с вечера квашню готовь. На все свое время требуется. А десять лет тракториста готовить — тратить время зря. Э, да, видно, то, что простой женщине понятно, то вам, ученым да образованным, колом не втемяшить.

— Мама, ты пойми меня.

— А ты сам себя понимаешь? Ну, хорошо, не хочешь дальше учиться. Ну, хочешь мне помочь, на работу идти. Согласна. Пусть будет так. Но только скажи теперь, как же ты думаешь мне помочь? С каких рублей? Ну, отвечай, что молчишь?

Игорь подошел к матери, сказал, боясь взглянуть ей в глаза:

— Ты меня прости, что я с тобой не посоветовался.

— Ладно, спросил, не спросил, как уразумел. Только я тебя не об этом спрашиваю. Как думаешь помочь мне? И на какие шиши сам будешь жить?

— Трактористом буду на стройке, я же сказал.

— И что же ты заработаешь?

— Восемьдесят рублей, мама! Я точно узнал.

— Ну, пусть восемьдесят. Себя прокормишь, а нам что останется? Выходит, все равно — работать ты будешь или учиться в институте.

— Я все до копейки буду приносить. Простая математика.

— Математика! — Это он учит ее, как деньги в хозяйстве считать. Да против нее никакая математика не выстоит. На четверых в одной семье четырех рублей хватит, а в отдельности — две на две — все пять изведешь.

Игорь с трудом сдержал улыбку. А ведь мама действительно математик. Да еще какой.

— Ты послушай меня…

— А я и слушать тебя не хочу.

Он долго не мог заснуть. Как она решит? А может быть, уже решила? Испытывает. Сегодня отказываешься, а завтра пожалеешь. Пожалеет ли он? Сколько лет мечтал о большом городе, институте, новой, неведомой жизни. Конечно, жалко и обидно расстаться со всем этим, особенно сейчас.

Поднявшись рано утром, он вышел в сени и, умываясь, тайком взглянул на мать. Она пронесла мимо охапку дров и ничего ему не сказала. Только после завтрака, когда собрался к себе на чердак, она остановила его:

— Так вот, Игорь, если уж хочешь помочь мне, надо в Больших Пустошах оставаться, в колхозе работать.

— За трудодни?

— С этих трудодней вся Россия кормится.

— Думаешь, там тебе и корову и поросенка сразу дадут? Не так все просто, мама.

— Просто не просто, а на своей почтовой службе я одна работница, а в колхозе Верушка с Оленькой и те найдут для себя дело. Да и усадьба не семь соток будет. Разница, сынок. И картошка своя, и дрова не покупные. И не буду, что ни день, подсчитывать, сколько на обед, ужин, завтрак. Разве не видишь? Все считаем. И картошку, и ломоть хлеба, и каждую копейку. — И, словно разговаривая сама с собой, тихо сказала: — Думала ли ты, Наталья, что придется тебе посылать сына в колхоз? А может быть, и не надо было самой из колхоза уходить?