Санта-Джулии так не терпелось огласить новые сведения, что он забился в своем кресле, его прекрасные ботинки застучали по полу, руки задрожали, пепел с сигареты посыпался на костюм.
– Господа, господа, вы ничего не знаете, вы в совершенном неведении! Мне одному известно, как обстоят дела. Жена моего батрака родом из Торребеллы, а это в двух шагах от Джибильмонте, где живет ее сестра с мужем; она часто бывает у нее, и та ей все рассказывает. Уж это, мне кажется, самый верный источник.
Убежденный в своей правоте, он тем не менее поискал поддержки в глазах слушателей и легко ее нашел, потому что все заинтересовались. Тогда, хоть и не было здесь целомудренных ушей, Санта-Джулия заговорил тише: без этого мелодраматического приема эффект от рассказа был бы не тот.
– Дон Бальдассаре выстроил себе небольшой дом в четырех километрах от Джибильмонте и обставил его так роскошно, как вам и не снилось, – мебель из Сальчи[299] и тому подобное. – В его фантазии явно проступили ностальгические воспоминания о строках Катюля Мендеса[300], о парижских домах свиданий и о страстях, годами лелеемых, но неутоленных. – Пригласил из Парижа великого художника Рошгросса[301], тот ему все комнаты расписал фресками. Три месяца пробыл в Джибильмонте и за каждый брал по сто тысяч лир.
Двумя годами ранее Рошгросс в самом деле на Сицилии был: провел здесь неделю с женой и тремя детьми, без всякого шума посетил Палатинскую капеллу, Седжесту и каменоломни в Сиракузах, а затем уехал.
– Это же целое состояние! Но что за фрески! Такие работы могут мертвых воскрешать! Обнаженные, совершенно обнаженные женщины танцуют, пьют, сходятся с мужчинами и друг с другом, во всех позах, всеми возможными способами. Шедевры! Энциклопедия, уверяю вас, настоящая энциклопедия наслаждений! А чего еще ждать от парижанина, который в месяц получает сто тысяч лир. И вот там Ибба принимает женщин десятками: итальянок, француженок, немок, испанок. Отеро[302] у него тоже побывала, точно вам говорю. Словом, Бальдассаре устроил себе там Олений парк, как Людовик Шестнадцатый[303].
На сей раз Санта-Джулия сразил своих слушателей наповал: они замерли с раскрытыми ртами. И не то чтобы поверили, но сочли эту басню весьма поэтичной, да еще позавидовали миллионам Иббы, о которых можно слагать такие великолепные баллады. Первым от романтических мечтаний пробудился генерал:
– Ты-то откуда знаешь? Сам в этом домике бывал? В качестве одалиски или евнуха?
Все рассмеялись, даже Санта-Джулия.
– Сказал ведь, те росписи видела жена Антонио, моего батрака.
– Поздравляю! Твой батрак – рогоносец!
– Как бы не так! Она ходила туда отнести постиранные простыни. Ей даже войти не разрешили, но все было видно через открытое окно.
Этот воздушный замок, сложенный из девичьих ляжек, из неслыханных непристойностей, из великих полотен и банковских билетов в сто тысяч лир, был хоть и очень хрупким, но столь прекрасным, что никто не решился дунуть и разрушить его.
Салина вытащил часы:
– Батюшки! Восемь уже! Надо ехать домой, переодеваться. В Политеама нынче «Травиату» дают, можно ли пропустить «Альфред, Альфред» в исполнении Беллинчони? Встретимся в ложе[304].
