Ледяной принц - [11]

Заглянув внутрь окончательно почувствовал себя кретином. Это была одежда вплоть до нижнего белья.

— Надо же, не стринги! — ляпнул я, извлекая коробочку с трусами.

Это стоило сказать. Та-а-кого ошарашенного лица я у Казакова еще не видел.

— А что, хочешь?

— Не-а!!! Шутка… — пискнул я и бросился в спальню под благовидным предлогом примерки.

Он вошел чуть позже, дав время переодеться спокойно, развернул к себе, поправил воротничок рубашки, чуть растрепал волосы с одного боку, пригладил с другого и только потом подвел к большому зеркалу в дверце шкафа. Я взглянул туда и обалдел, сразу вспомнив его обещание.

Говоря кратко, я себя не узнал. Нет, я конечно, не законченный ботан, но как-то не привык особенно задумываться что на мне надето. Выступление это совсем другое, там костюм как в танцах или театре, его продумывают исходя из музыки и программы. Сейчас же… например, я никогда не носил настолько светлые джинсы, почти белые. И не то чтобы они были очень узкие, но на бедра сели как-то по-особому, обтянув ягодицы, не выделяя слишком, но и не уродуя линии паха и ног. Рубашки я тоже носил обычно только по особым случаям, их же в конце концов еще и отглаживать надо каждый раз… Но эта понравилась: чисто мужская, никакой гламурщины, хотя крой интересный. Легкая, для лета, а цвет неяркий, но словно специально для меня заказанный. Две верхние и нижняя пуговицы провокационно расстегнуты, а еще у меня как-то разом проявилась не бойцовая само собой, но приятная спортивная фигура.

За всей этой нервотрепкой я похудел, а может похмелье сказывалось, но глаза стали казаться больше, не говоря уж о том, что совершенно изменилось их выражение. Этакая загадочная утомленность. Добавьте к этому отросшие слегка вьющиеся светлые волосы в романтическом беспорядке… Я мог только растеряно хлопать ресницами, затрудняясь соотнести этот образ с собой: на меня смотрел парень с журнальной обложки. Это что, Игорь меня ТАКИМ видит?!!

Судя по всему, да. Он все еще стоял, придерживая меня за плечи, и я уже знал этот его почти горячечный взгляд.

— Теперь веришь, что ты очень красивый?

Даже голос прозвучал с хрипотцой, а у меня вдруг что-то екнуло — сначала в груди, а потом и гораздо ниже. Секс в этот раз вышел бурным и жарким.

Я клял свою безотказность последними словами, и боялся того, как начинал относиться к нему. Я боялся себя, продолжая срываться по поводу и без.

Казаков стал покупать мне другие вещи. Я уже было раскрыл рот, что не девочка на содержании, чтобы заваливать меня шмотками, и закрыл: вообще-то получается, что именно «девочка» и именно на содержании. И свой День Рождения отметил роскошной истерикой за его счет.

Игорь спрашивал, как я хочу его провести, но друзей, которых особо хотелось бы видеть, у меня не было, с матерью поговорили по скайпу, а отчим пусть облезет, что я прямо так и сказал, на этой торжественной ноте завершив разговор. Спрашивал меня Игорь и о подарке, на что я охотно поделился, что хочу проколоть ухо и сменить стрижку, после чего меня благополучно выперли в салон, пожелав обойтись без экстремальных экспериментов.

С волосами я и правда ничего экстравагантного не мудрил, да и вернулся без сережки, уведомив:

— Передумал.

Хотя проколоть-то я все-таки проколол, только совсем не ухо. А еще раздобыл стринги. Миленькие, с кружавчиками… «девочка» ведь должна выглядеть соответственно. Хорошо еще, что удержался и не купил дрянь такую блескучую, которую танцовщицы на бедра повязывают, и без того скандал вышел знатным. Кажется, я его все-таки достал…

— Антон, я тебя не понимаю! То ты на все соглашаешься с полуслова, потом кричишь, что я тебя насилую. Потом готов трахаться сутки напролет, и все равно смотришь как оскорбленное величество! Один день проходит нормально, а потом тебя опять срывает, как истеричную малолетку, которой без спроса под юбку залезли… В следующий момент ты уже ведешь себя как блядь панельная…

— А я и есть малолетка, если ты не заметил! — орал я. — И блядь, хоть и не панельная…

Удар не то, что обжег щеку, меня попросту впечатало в стену. Последовавшая пауза вышла долгой.

— Успокоился? Или еще? — ровно поинтересовался Казаков.

— Не надо, — отозвался я, осторожно подбирая под себя ноги.

Он сел прямо на пол ко мне, подтащил поближе мое трепыхающееся тельце, и принялся укачивать и гладить, пока я как всегда не расплакался.

— Антон, может ты наконец расскажешь мне, что с тобой происходит?

— Ничего не происходит!

Все уже произошло. Как говориться, поздно пить боржоми… Так зачем?

По традиции любовных романов примирение завершилось в постели, и я пришел к выводу, что еще и скрытый мазохист ко всему. Проколы в сосках болели, но он буквально зализал их, так что у меня напрочь унесло крышу. И я сдался. Устал. Смирился с тем, что мне не только нравится как и где он меня трогает, как двигается во мне, как целует, но и вот так засыпать вместе. Когда рядом есть кто-то живой, надежный, тот, кто может меня направить или удержать если что.

Больше никогда Игорь не поднимал на меня руки, и кажется, ему было стыдно за то, что он меня ударил. Я тоже вроде как успокоился, начиная потихоньку готовиться уже к настоящим сборам и школе. Выпускной класс, как-никак, а лето кончается. Мать наверняка заведет речь о репетиторах для поступления в какую-нибудь жутко престижную экономическую или юридическую лабуду.