Ларин Петр и волшебное зеркало - [26]

На противоположном конце котловины, почти напротив тоннеля, виднелась широкая расселина, полого спускавшаяся к морю. Сверху Пётр хорошо видел крошечный песчаный пляж и лазурную воду окружённой высокими скалистыми стенами бухты. Значит, они всё-таки были на острове! И вряд ли кто-то из людей отважился жить по соседству с логовом мёртвого дракона… Выходит, рассчитывать им по-прежнему приходилось только на себя.

— Пошевеливайся, — торопил его Свисток. — Или ты хочешь дождаться его детишек и внучат?

— Да нет здесь никого, успокойся, — сказал ему Пётр. — Лет двести не было и ещё столько же не будет…

Тем не менее он сел на скользкий склон и съехал по нему, как по ледяной горке, до самого низа, под встревоженное верещание Свистка. Свистку не терпелось поскорее покинуть это страшное место, но Пётр вернулся к драконьей морде — ему хотелось напоследок ещё раз полюбоваться огромными зубами.

И вот тут-то, уже собираясь уходить, он заметил кое-что, чего не видел раньше. Чуть ниже огромной драконьей глазницы к шершавой, обглоданной солнцем и ветром кости прилип какой-то серый комочек. Кость была изрыта продольными бороздами и трещинами, в ней было множество каких-то дырочек и ямок, так что серый комочек было очень легко проглядеть, но Пётр его заметил и почти сразу понял, что это такое. Честно говоря, он ожидал чего-нибудь именно в этом роде, потому что по-прежнему не мог представить себе чудо-богатыря, одним ударом лишившего дракона чуть ли не половины зубов и расколовшего толстый драконий череп.

Он подпрыгнул, пытаясь дотянуться до серого комочка, но не сумел — тот был слишком высоко. Свисток возмущённо пискнул, но Пётр не обратил на его протесты внимания. Он поставил ногу на торчавший из нижней челюсти обломок клыка, ухватился за шершавый край верхней челюсти, подтянулся и вскоре уже стоял на краю широкой, как магистральная труба газопровода, драконьей ноздри. Ему показалось, что оттуда всё ещё тянет гарью, но этого, конечно, просто не могло быть.

— Сумасшедший, — ворчал у него за пазухой Свисток. — Ну, и зачем мы сюда вскарабкались? Может быть, ты хочешь сфотографироваться на память? Или нацарапать что-нибудь вроде: «Петя и Свистя здесь были»?

По-прежнему не обращая внимания на его воркотню, Пётр потянулся вперёд, ухватившись рукой за край глазницы. Старая, иссечённая трещинами, изъеденная океанской солью кость неожиданно обломилась с громким сухим треском, однако Пётр успел схватить маленький серый комочек и крепко стиснуть его в кулаке. Как он и ожидал, комочек оказался твёрдым и увесистым. Он был свинцовый; это была пуля.

В следующее мгновение он упал на четвереньки в мягкий белый песок. Свисток вывалился у него из-за пазухи, отлетел в сторону и с глухим звоном ударился о ржавый шлем крестоносца, похожий на старое жестяное ведро.

— Ты что?! — возмущённо завопил он тоненьким фальцетом. — Ты что делаешь, а?! А если бы мы упали на меч?

Пётр опять не ответил. Он всё ещё стоял на четвереньках, глядя прямо перед собой в разрытый песок. Это продолжалось так долго, что Свисток забеспокоился.

— Эй, ты чего? — взволнованно спросил он, подбегая поближе. Его тоненькие лапки увязали в песке, губы сочувственно округлились. — Сильно ушибся?

Пётр отрицательно покачал головой, поднял что-то с песка и показал Свистку.

— Знаешь, что это? — спросил он.

— Медь, — без запинки ответил тот. — Медная трубочка. Свистулька. Совсем как я, только я красивее. Смотри, она же вся позеленела! Брось её, и пойдём отсюда. Ну, ты чего? Старых свистулек не видел?

— Сам ты свистулька, — сказал ему Пётр. — А это гильза. Гильза от револьвера… — Он поднёс гильзу к глазам, пытаясь разобрать заросшую ярью-медянкой надпись на донышке. — Ну да, точно, от револьвера. От бельгийского револьвера тридцать восьмого калибра…

Он сел на песок, сжимая в одном кулаке гильзу, а в другом пулю. Свисток озабоченно бегал вокруг, осторожно дёргая его за штанину.

— Ну что с тобой? — суетливо спрашивал он. — Ну хорошо, ну не свистулька, а гильза… Ну и что? Может, всё-таки пойдём? Здесь же совсем нечего делать!

Пётр не отвечал. Он закрыл глаза и снова, совсем как вчера, увидел человека в камуфляжных штанах и пятнистой безрукавке на голое тело, с забинтованным плечом. В левой руке у человека был тупоносый револьвер, а в правой — последняя осколочная граната…

…А прямо перед человеком был дракон. Он был огромен и свиреп, этот древний ящер-воин, его бронированная чешуя была тускло-чёрной с прозеленью, глаза сверкали яростным жёлтым огнём, а в широко раздутых ноздрях клубилось дымно-оранжевое пламя, готовое в любую минуту выплеснуться наружу испепеляющей всё на своём пути струёй. Солнечные блики сверкали на острых кончиках отполированных драконьих рогов, меж оскаленных клыков извивался раздвоенный змеиный язык. Дракон не спешил. Он был уверен в победе, потому что был рождён для того, чтобы побеждать, и никогда не слышал, что бывает иначе. Дракон питался гигантскими синими китами, вылавливая их из океана так же легко, как пеликан ловит на тёплой отмели мелкую рыбёшку, а человек был для него просто лакомством, редкостным деликатесом, который оставалось только проглотить…