Кто там ходит так тихо в траве - [10]

— Настроение не то, — сказал Сашуля, краснея.

— Ону нас слабенький, у него три по физкультуре, — пискнула рыжая девчонка.

Бома сказал:

— Сашуля у нас человек. Ладно, пусть сидит, все равно от него пользы ноль. Будешь, Сашуля, мячи подавать. Новенький, хочешь играть?

Все посмотрели на меня.

— Конечно, — сказала Евгения Максимовна. — Конечно, играй.

— Ладно, — сказал я, ни на кого не глядя. Играть мне не хотелось, но если отказываться — еще больше разговоров.

Дурацкая была игра — мне ее и вспоминать-то не хочется. Помню только, что девчонки сидели цепочкой, как птицы на проводах, а мы носились по песку, падали, толкались и забивали друг другу голы. Но главное-то было не в этом. Где бы я ни оказывался, туда сразу же лез Бома и незаметно для других очень ловко то наступал мне на ногу, то бил меня локтем в живот, то коленом... Он больно меня бил, но я терпел. А что мне было делать? Жаловаться? Драться? Вдруг Бома сделал незаметную подножку, и я полетел лицом вниз, а он так хитро подставил колено, что я сходу ударился об него лбом. Глаза мои чуть на песок не выскочили, честно, мне тогда так показалось. Бома тут же забил красивый гол, и девчонки, которые болели не за нас, прямо визжали от восторга. Никто и не видел, что он сбил меня нарочно. Ничего не говоря и не оборачиваясь, я встал и пошел по песку вдоль воды, подальше от всех. Сначала было тихо, потом кто-то крикнул:

— Громов? Ты куда?

Кудя закричал:

— Что это с ним?

— Громов! Громов!

Они ничего не понимали, а мне и не хотелось объяснять.

Я шел вдоль воды, и песок скрипел у меня под ногами, так что в ушах трещало. Я шел долго. Потом сел возле самой воды и стал глядеть на воду. Просто на воду. Я увидел неожиданно маленькую рыбку в воде. Она ничего не делала, просто валяла дурака, резвилась. Я хотел дать ей хлеба, но в кармане крошек не оказалось, и я кинул ей стиральную резинку, но она ее даже и нюхать не стала, уплыла.

Я поглядел назад, туда, откуда я пришел: никто уже не играл в футбол, все сидели на песке. Смотрели они в мою сторону, или нет — я не мог разглядеть, все отсюда были такие маленькие. В общем, Бома меня толкал не так уж сильно, да я и не боялся его, — я не поэтому ушел. Просто, мне все это было неприятно, вот что. Неприятно, понимаете? Противно.

Неужели они смотрят в мою сторону? Очень возможно, что и так. Вид у меня, черт возьми, наверное, грустный и одинокий. И до того мне противно от этого стало, когда я так подумал, что я сразу же вскочил и пошел — через пляж, мимо деревьев, через какой-то пустырь, через садик и подворотню в незнакомый переулок. Он был узенький и кривой, по нему я вышел на такой же, похожий, но чуть пошире. «Баня», — прочел я, потом дальше — «Флюорографический пункт», потом — «Почта». Я зашел на почту, купил у седой тетеньки в окошечке лотерейный билет и конверт, быстро написал письмо, кинул его в ящик, билет аккуратно сложил и спрятал в куртку, в карман, и после снова вышел на улицу.

— Громов! — крикнули сзади.

Я обернулся.

Евгения Максимовна бежала ко мне.

Она никак не могла отдышаться. У нее были совсем черные глаза.

— Зачем ты ушел? — спросила она.

Я молчал.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, — сказал я.

— Пошли, — сказала она и взяла меня за руку, как малыша. — Зачем ты меня подводишь? Мне пришлось бежать за тобой и бросить класс.

— Зачем за мной бежать? — сказал я. — Да и с классом ничего не случится.

— Неизвестно, — сказала она. — Может, они там уже все купаются.

— Вряд ли, — сказал я. — Холодно.

— Ты не знаешь детей, — сказала она. — Вот в прошлом году на Дне здоровья в лесу знаешь что было? Циплаков потерялся, и мы его дотемна не могли найти. Я отправила класс в город с вожатой, а сама пошла дальше искать. И нашла. Он на дереве висел, на огромной сосне. Зацепился брюками и висел и не мог отцепиться и молчал, когда мы его кричали. Ложный стыд, понимаешь? Я сама на сосну лазила его отцеплять. Еле отцепила.

Я стоял и глядел на нее. Она улыбалась, и глаза ее — просто потрясающе! — из черных постепенно стали серыми, потом зелеными и, наконец, голубыми.

— Пошли скорее, — сказала она. — Почти уверена, что они там купаются.

10

Я делал зарядку утром, в кухне, перед открытым окном: глубокий вдох — выдох, глубокий вдох — выдох... И вдруг Зика сказала у меня за спиной:

— Можно и я с тобой?

Я немного удивился, потому что она все эти дни убегала в школу раньше меня: мама сказала, что Зика — специальная ответственная в классе по цветам; у них там, оказывается, цветы — не то что у нас, а какие-то необыкновенные, и за ними ухаживает специальный ответственный.

— Чего это ты? — спросил я. — Цветы завяли? Не за чем ухаживать!

— Болтушка, — сказала она. — Балаболка.

— А что же? Курс на здоровье?

— Просто у нас есть специальный ответственный по цветам — это я — и обыкновенный ответственный — сегодня как раз начинается неделя ее дежурства.

Смех было смотреть, как Зика делает зарядку: глубокий вдох, после встает на цыпочки и зачем-то закрывает глаза. Все же она мне более или менее нравилась. Она наверняка знала и про мою историю с директором, и про Бочкина, которому мой портфель упал на голову, но ничего не говорила, а только смеялась и подмигивала мне. Когда надо, она не была болтливой, вот что я хочу сказать.