Сергей Евгеньевич Вольф
Рокешники и бугешники в электричке Зеленогорск-Санкт-Петербург
Тьфу!
О, Господи! С какой любовью, сидя в электричке, я смотрел на ее обнаженные, как надо, — длиннющие ноги, расположенные совсем рядом с моими глазами. (Конечно, ноги похуже, чем у моей жены, но ведь жена у меня взрослая, а эта — напротив — совсем ребенок.)
— Вы вроде ничего, — сказала она мне, — но ваше поколение — хуже нашего. Вот вы читаете журнал "Минус плюс"?
— Так это же ноль! — сказал я.
— Может быть. Так читаете?
— А крутой журнал? Типа "класс"? Или типа "нормально"?
— Кру-утой! — сказала она. — Цвета хороши. Я там себе трусики присмотрела.
— Теперь где их заказывать?
— Не знаю, — сказала она. — В "Минус плюс", это самое, трусики, ну, это самое, на одной девчонке были, из Штатов.
— В Штатах заказывать будете?
— Нет, прямо в журнале. Думаю, пришлют. А вы на игле, что ли, сидите?
Я сделал еще пару глотков пивка, для храбрости, и неожиданно для себя сказал:
— А как же! Как мне ее в попочку вбили лет сорок пять назад, так и сижу каждый день.
Она расхохоталась. Но нежно.
— А сейчас на пиве сижу, — плавно проведя перед собой рукой, сказал я. — Не каждый день, но частенько. Вон! Вон! Лисица побежала! Лиса! — вдруг заорал я, вскакивая и тыча баночкой пива в окно и глядя при этом против хода поезда, так как лиса отстала.
— Какая лисица? Лиса, что ли? — спросила она. — Во дает! Да сейчас же лето.
— А что — летом не бегают?
— Не знаю, — сказала она. — Покурим?
— Охотно, — сказал я. — Пошли. Только я вам сигарету не дам: не хочу спаивать мое будущее поколение.
— Во дает! — сказала она. — У меня есть. Один кент перед электричкой угостил. Одной штучкой. Я с ним не села ехать.
Мы, каждый загадочно улыбаясь, выкурили каждый по своей сигарете и вернулись в просторную залу электрички. Окна ее были широко раскрыты нам навстречу, и за ними тоже было просторно — весь белый свет, из которого в нашу залу влетал сильный пивной ветер Балтики.
— "Эл-эм", которую вы курили, понравилась? — спросил я.
— Класс! — сказала она. — По мне любой стронг лучше любого лайта.
— Это, к примеру, какие? — спросил я.
— "Кемел", — сказала она. — С горбатым.
— А в Зеленогорске у вас что, дом? — спросил я.
— У девчонки одной, у шнурков ее. Участок, коза вроде бы. Ревень, лук, анютины глазки… У вас там тоже дом?
— Нет, — сказал я. — У одного моего пожилого паренька. Бак его зовут. "Темпом" мается. Ящиком. Велел забрать, а самого нету. Жена сказала — пьет на работе в Питере с друзьями детства. Зря съездил, человек он надежный старая школа. Дочка-внучка во Франции.
— И папы с мамой нету?
— Давно нет, — говорю.
— Счастливый!!! — сказала она. — Мои меня прижимают. А на что живете? Бутылки, да?
— Да, — сказал я. — Но не только, не только. Пенсия!
— Все вы счастливые! Я слышала, пенсия куда больше стипендии!
— Я бы махнулся, — сказал я. — Ченч. Ду ю спик инглиш, ай хоуп?
— Э литл бит, по вечерам, — сказала она. — Меня Валерия зовут. А вас?
— Там, где бутылки сдают, у ларьков, — Сережа, или Сергей Евгеньевич, или еще — дядя Сережа.
— А плакать вы умеете? — спросила она. И именно в момент моего глотка.
— Еще как! — сказал я, пустив "Невское" вдогонку "Невскому" же. — Как выпью лишнего — сразу в слезы. Или когда выхожу из алкогольных игр. Покажут по ящику что-нибудь доброе — я рыдать.
— Нет, — сказала она, — все равно, вы — старье — непонятные.
— Да, — согласился я. — Все мы — бэ-у, все мы — секонд-хэнд. Но зато у нас есть будущее. Это вы, наши девчонки и ваши мальчишки в заклепках.
— А у вас-то есть девчонка?
— В смысле?..
— Не, не секс, — сказала она. — Дочка.
— Есть, — сказал я. — Она меня бросила.
— За что? — спросила она. — Доставали? Наезжали?
— Наверное, — сказал я. — Но главное — она умная.
— Четко?
— Четко.
— А меня здесь один кобел — вроде вас, с бородой, — трахнуть хотел. Прямо в трамвае. На утреннем рейсе. В одних носках. А на шее — крест. Весело! Я чуть копыта не откинула. Вроде вас!
— Ой, сомневаюсь! Ой, сомневаюсь! — сказал я. — Вряд ли вроде! Я не специалист. Еще в ванной, может быть…
— В ванной?! Какая прелесть!
Она захохотала. Но без нежных красок в голосе, на всю электричку, по всей ее длине, с переливами и бульканьем…
— В ванной?! Ну клево! И помыться можно — да?!
— Конечно, — сказал я. — Дело хорошее. А что?
— Сегодня пойду на дискотеку, — сказала она. — Люблю танцевать! Да-а! А может, вы песню слышали, "Я на танцы пойду" называется? Могу спеть.
— Было бы чудесно, Валерия! — сказал я.
— У меня одна девчонка хотела стать певицей — не пробиться. Заболела тушенкой, — в больницу, там коек не хватало, по двое клали, очнулась — мужик ее клевый ласкает, она — под него, а он композитором крутым оказался: она уже поет, сама по ящику видела… П
— Да! Да, Валерия! Я как пива выпью — сразу петь и плакать!
Она запела:
Танцевать — так приятно,
Танцевать — это жить,
Жизнь тогда необъятна,
И не надо тужить.
Танцевать — это диво,
Это путь в красоту,
Я оденусь красиво
И на танцы пойду.
Твоя дама — упряма,
Сексопильна вдвойне,
И летит твоя дама
На горячем коне.
Что ни дева — то диво,
Зубки блещут во рту,
Я оденусь красиво
И на танцы уйду.