Я ждал приезда клоуна с нетерпением.
Нервы у меня были напряжены до предела, и я постоянно думал, что я скажу ему, когда он сойдёт с электрички, а я пойду ему навстречу и поздороваюсь за руку.
Он приехал во вторник рано утром.
Я пошёл ему навстречу, поздоровался за руку и так ничего и не сказал. Мне хотелось сказать ему что-нибудь доброе или что-нибудь очень смешное, но я ничего не придумал, хотя что-то и просилось во мне. Я просто поздоровался с ним за руку и отвёл его к автобусу.
Мы сели в автобус и поехали вдоль моря.
— А долго нам ехать? — спросил он.
— Нет, — сказал я, — что вы. Минут десять, никуда не сворачивая с шоссе. Слезем, а там и дача наша недалеко.
Больше мы не сумели поговорить. Он всё время смотрел на море, а я на саквояж у него на коленях. Я не знаю, что там было, а на нём самом ничего странного не было; серые брюки и рубашка в полосочку. Нос у него был красный сам по себе и чёрные волосы. И было ему лет сорок, как папе.
Неделю назад заболела моя бабушка. Она не то чтобы заболела и лежала, нет — она по-прежнему ходила по даче и так же, как и раньше, готовила нам поесть. Но по ночам она бредила часто, и у неё был жар. А утром долгое время она не замечала меня, и лицо у неё было очень грустное.
Она бредила по ночам о клоуне, а утром всё время что-то говорила и хвалила их, клоунов, за весёлый нрав, за шутки и всё жаловалась, что уж очень давно она не смеётся, а всё скучает.
Отпуск у папы с мамой ещё не начался, они приезжали к нам на дачу только с субботы на воскресенье, и я им ничего не сказал.
Я скрыл от них всё о бабушке и как-то раз рано утром сказал бабушке, что до обеда уезжаю на рыбалку, а сам сел в электричку и поехал в город, в цирк.
Народу перед цирком было полно, и я всё боялся, что билетёрша, когда я с ней заговорю, будет гнать меня, будто я собираюсь прорваться.
— Пожалуйста, — сказал я, — могу я повидать клоуна?
Она засмеялась, позвала кого-то и сказала:
— Вот он идёт.
Ко мне вышел человек и поздоровался со мной за руку.
Зачем бы я стал не верить билетёрше или переспрашивать его самого, клоун ли он. Я просто всё ему рассказал о бабушке, и он обещал приехать.
— Нам выходить, — сказал я ему.
Мы вышли и направились к нашей даче. Я хотел помочь ему нести саквояж, но он поблагодарил меня и сказал, что лёгкий, легче не бывает.
Вскоре мы пришли.
— Бабушка, — сказал я, волнуясь, — к нам приехал… клоун!
— О, как хорошо, — сказала бабушка, вдруг улыбнувшись. — Вы правда клоун?
— Да, — сказал клоун, — я клоун.
— Ну конечно, — сказала бабушка, — красный нос…
Клоун смутился.
— Ничего, — сказала бабушка, — сейчас будем завтракать.
Клоун поклонился ей, сказал, что он сыт совершенно и что лучше он пойдёт пока на кухню и переоденется и даст нам представление.
— Ну и чудесно, — сказала бабушка, — а пока скушайте вот этот пирожок.
Клоун взял пирожок и ушёл на кухню.
Мы завтракали с бабушкой на скорую руку, мы нервничали, смеялись и всё путали на столе.
— Можно войти? — сказал вдруг за дверью незнакомый тоненький голос.
— Да-да! — сказала бабушка.
И вошёл клоун.
Мы захохотали.
Ну и костюм, ну и рожа!
— Уважаемая публика! — сказал он басом. — Бабушка и внучек!!
И началось!.. Никогда в жизни ни я, ни бабушка не видели ничего подобного так близко.
Клоун кувыркался, падал, говорил смешные вещи, изображал лошадь, ходил на руках, глотал тарелки…
Мы хохотали до слёз.
Потом мы устали, и клоун устал, и тогда он вышел на кухню, вернулся с дудочкой, сел на табуретку и сказал:
— А сейчас я вам сыграю болеро Делиба.
Он сыграл нам замечательную вещь, какую я никогда не слышал и название которой меня смутило.
Бабушка слушала, закрыв глаза.
— Это музыка моей молодости, — сказала она.
Вечером клоун уехал. Я пошёл проводить его до автобуса, я сжимал в одной руке его саквояж, а в другой два рубля, взятые мною из бабушкиной сумки, чтобы отдать их ему, когда подойдёт автобус.
Подошёл автобус, но мне вдруг стало так стыдно этих денег, так стыдно, что я их не отдал, а просто попрощался с ним за руку, сказал «большое спасибо», и «до свидания», и как его фамилия.
— Иванов, — сказал он, уже стоя на подножке. — Прощай, малыш.
Автобус уехал.
Моей бабушке стало лучше, она не грустила больше и улыбалась.
Когда лето кончилось и мы вернулись в город, я забежал однажды после школы в цирк. Я сказал, что мне нужен клоун Иванов, и меня отвели к директору.
— Пожалуйста, — сказал я, — мог бы я повидать клоуна Иванова?
— С удовольствием, — сказал директор, — но у нас нет такого клоуна.
— Иванов, — сказал я. — Подумайте хорошенько.
— Нет-нет, — сказал он, — я очень давно работаю в этом деле. Такого клоуна нет ни у нас в Ленинграде, ни в других городах.
— Как же так! — сказал я. — В жизни у него красный нос и чёрные волосы, Иванов.
— Не знаю, — сказал директор. — У нас был сторож при животных Иванов, с красным носом. Но он неделю назад взял расчёт и уехал в Сибирь строить новую железную дорогу.
Я поблагодарил директора и пошел домой.
— Замечательный был клоун, — вспомнила как-то раз бабушка. — Век его не забуду. Вот станет поменьше дел по хозяйству — обязательно зайдём к нему в гости.
— Его нет, — сказал я, — он уехал в другой город.
