Кремлёвские мастера - [8]
— Что ж, Василий, много я наслышан, что иноземцы зело искусны в строении, а наши зодчие будто им уступают. Но теперь вижу — сделал ты все так мудро и красно… Дивна сия работа твоя!..
Василий Дмитриевич стоял потупившись, гордый от услышанной похвалы. И особенно приятно было, что говорил такие слова человек, которого он не очень долюбливал. Ходили по Москве всякие разговоры о дьяке — и что слишком большую власть над государем имеет, и что книги латинские особо читать любит, и что кое-каких людей из истинной православной веры переманивает. Сторонился Ермолин любимого государева дьяка. А тот, уже уходя, бросил так, мимоходом странные слова:
— Все тебя, Василий Дмитриевич, к митрополичьим людям тянет, а ты бы и нами, государевыми людьми, не гнушался. Великому князю грамотные и смышленые ох как нужны. Думаю, и тебе польза от того немалая будет…
Почта в России появилась только в конце XV века. Первая газета — на два столетия позже. А в XIV веке новости узнавали от специально посланных гонцов или от торговых людей, странствовавших по разным землям со своим товаром. Вот почему князь Дмитрий Донской, отправляясь в 1380 году на Куликово поле для битвы с татарами, взял с собой десять именитейших московских купцов. В случае победы над Ордой они должны были разнести по всем странам радостную весть об успехе московского князя. Первым среди этих десяти летопись называет Василия Капицу — сурожаyина.
Сурожанами именовали в Москве богатейших купцов, которые торговали с Византией, Малой Азией и Италией через крымский город Сурож (Судак).
Василий Капица был основателем богатого рода Ермолиных. У Василия, которого, как утверждает летопись, «хорошо знали во Фрязех», то есть в Византии, а может быть, и в Италии, было два сына — Ермола и Герман. По имени Ермолы очень скоро и весь род стал называться — Ермолины.
Богатые, грамотные гости, сурожане нередко давали деньги в долг князьям. А могли и отказать им в помощи. У бедных боярских родов купцы скупали землю и деревни, а с богатыми тягались в роскоши одежды, в количестве слуг, в убранстве жилых покоев. Еще великий князь, его братья и приближенные жили в деревянных хоромах, а купец Торокан в 1471 году, на удивление всем, выстроил в Кремле первый кирпичный дом.
Именитых гостей побаивались. Туго набитые купеческие кошельки иногда могли решить исход тайной борьбы за власть. Кое-кто из бояр стремился породниться с сурожанином, а великий князь и митрополит ласковым обхождением и различными посулами пытались перетянуть богатеев каждый на свою сторону. Так постепенно третье сословие начинало играть свою роль в политике государства.
РОД ЕРМОЛИНЫХ
Навстречу ему тянулись возы, шли жители ближних деревень и посадов. Проскакал неведомо куда молодой воин. У высоких заборов играли в песке дети Завидев женщину с пустыми ведрами, монах перешел на другую сторону.
Дорога шла мимо Лыщикова монастыря, мимо водяных мельниц, к самой реке Москве, где качался на веденный на лодках проезжий мост. За мостом, на правом берегу Яузы, находился Васильевский луг, а за ним начиналась улица Великая. Она шла по самому берегу Москвы-реки мимо церкви Анны в углу, мимо церкви Николы Мокрого, покровителя всех путешествующих по воде, мимо многочисленных причалов, у которых стояли речные суда московских и приезжих купцов.
По широким доскам, проложенным от самых кораблей до взгорка, где высились дубовые двух- и трехэтажные амбары, сновал рабочий люд. Скрипели деревянные колеса тачек, надсадно покрикивали вспотевшие грузчики. II бесконечной лентой плыли от купеческих кораблей до амбаров многочисленные тюки с товарами. Казанские кожи, персидские ткани, среднеазиатская цветистая посуда, немецкий свинец, вино и фрукты из Крыма, гамбургское сукно, воск, лен, икра, соль. Все принимала Москва в чрева своих многочисленных складов.
Монах был стар, и происходившее вокруг уже мало интересовало его. Бережно прижимая к себе сверток, он мерно шагал к своей цели. Дойдя до Кремля, монах стал подниматься вверх, туда, где шумел главный московский торг, где над Фроловской башней сверкал на солнце купол недавно отстроенной церкви. У башни монах остановился. Над черным проемом ворот, откуда тянуло прохладой, прямо над аркой было укреплено высеченное из камня четырехметровое раскрашенное изображение молодого, отважного всадника. У ног его коня извивался в предсмертных корчах пронзенный копьем крылатый змий, а сам воин спокойно взирал на раскинувшийся перед ним город.
Старик долго любовался каменным всадником. Он видел его уже не впервые, но каждый раз фигура будила в нем какие-то новые и сложные раздумья.
— Много вашей семье богом отпущено, но тебе, Василий Ермолин, больше всех, — произнес старик вслух и направился в Кремль…
За тесовым забором слышались голоса, громыхая цепью, захлебывался в хриплом лае дворовый пес. Монах смело переступил порог калитки. Во всех его жестах, во всей повадке чувствовалась спокойная уверенность и убежденность, что его здесь знают и ждут.
