Константин Гапоненко
Народные мемуары. Из жизни советской школы
1.
Мне в деталях памятен тот предвечерний час 2 сентября 1978 года. День стоял прекрасный, солнышко клонилось к закату, но светило так ярко, что я вынужден был пересесть в тень в своем кабинете.
Учебный день закончился, технички ушли, и тишина в школе казалась невероятной. Я никуда не торопился, было о чем подумать: о том, что мне уже 45, что работаю директором небольшой восьмилетней школы — судьба не самая худшая для людей моего поколения, переживших войну, голод, оккупацию, трудные школьные и студенческие годы. Но что-то угнетало мое сознание…
Дела в школе шли не лучшим образом, и это зависело не только и даже не столько от меня, сколько от внешних обстоятельств. В рабочем поселке молодые учительницы трудно приживались по разным причинам, которые я, наверное, плохо исследовал и в которые, быть может, мало вникал. Приехавшие вскоре уезжали — кто устраивать семейную жизнь, кто улучшать материальное положение: зарплата у молодых учителей была более чем скромная. Но это только одна сторона дела, а есть и другая — с каждым годом уменьшалось количество школьников.
В этот поселок я приехал в 1966 г. В списках значилось более трехсот учеников. Это был шумный рой, а через десять лет число учащихся сократилось почти наполовину. Казалось, жизнь улучшается во всех отношениях: идет строительство жилья, растет благосостояние, появляются новые кадры, а детей становилось все меньше и меньше. Я задумывался над тем, почему это происходит. Беседовал с коллегами, обращался в отдел народного образования, где были толковые специалисты, делился с ними этим наблюдением. Они отмахивались от меня, как от назойливой мухи: да бог ты мой, все утрясется. Люди живут все лучше, и рождаемость будет увеличиваться. Но она уменьшалась.
Еще в большей степени меня тяготили неудачи за пределами восьмилетки. Мои ребята-выпускники уходили в среднюю школу, ремесленные и мореходные училища, еще куда-то. И вдруг обнаруживалось, что тот или иной совершал правонарушения, а то и преступления. Это были пробелы в нашей воспитательной работе. Я пытался найти их истоки. Разумеется, они были в семье, школе, во всем нашем жизнеустройстве. И это меня очень огорчало, хотя, конечно, большинство выпускников продолжали учиться. Они добивались определенных успехов, становились семейными людьми, нормально работали.
Конечно, были у нас и достижения: успехи в шахматах, в лыжной подготовке. Наши ученики неизменно занимали первые места в районе, где были школы и по 800 человек. В областном масштабе наши результаты были скромнее, тем не менее несколько ребят входили в десятку лучших спортсменов Сахалина.
А еще мы внимательно и глубоко изучали военные события, связанные с историей освобождения города Холмска, вели большую переписку с участниками боев, создали музей боевой славы, за что получили грамоту от самого маршала Ивана Степановича Конева. Озеленили школьный двор. Ежегодно откуда только можно было привозили саженцы. Высевали семена, полученные из Хабаровска и из барнаульского НИИ имени Лисавенко. Это так или иначе обогащало нашу жизнь. Но мне казалось, что этого мало.
Учебно-воспитательный процесс шел по программе, кроме того, были декады математики, физики, русского языка, литературы, Пушкинские вечера. И все же возникало ощущение, что огромный пласт культуры и литературы проходит мимо нас…
Неожиданно стукнула входная дверь. Послышались шаги, одни — будто козочка вошла: цок-цок, другие звучали глуше, тяжелее. В дверь постучали.
— Войдите.
Дверь распахнулась, молодая особа устремилась ко мне и подала руку:
— Здравствуйте!
Я встал, любезно раскланялся, пригласил сесть. Она села. Высокий лейтенант стоял в дверях.
— Проходите, пожалуйста!— пригласил я и его.
Молодая женщина глазами указала на место рядом с собой. Он сел, и колени ему достали едва ли не до подбородка. Я улыбнулся и подумал: чем эта женщина околдовала красивого лейтенанта? Миловидное лицо с правильными чертами и редкими конопушками не таило никаких чар, разве что они скрывались в роскошных завитках золотистых волос, ниспадавших на плечи…
— Слушаю вас!
— Я Майя Борисовна Борисова,— сказала гостья — Хочу работать у вас в школе.
— Очень приятно.
— Это мой муж Саша.
— Вы знаете, вакансий нет, все места заняты. Единственное, что могу предложить,— вести уроки рисования, музыки и пения.
— Согласна.
— Но вы будете получать такую зарплату, что муж выгонит вас из дому.
Глаза ее сверкнули:
— Мой муж меня никогда не выгонит.
Она сказала так грозно, что я опешил:
— Извините, пожалуйста! Тупеешь тут в деревне, в глуши, во мраке заточенья. И глупость иногда выдаешь за остроту.
— Хорошо, извиняю. Так я готова вести уроки.
— Ну, готовы так готовы! С радостью принимаю такой дар. Будете дважды в неделю приезжать и вести занятия.
— Нет,— возразила Майя Борисовна.— Буду приезжать каждый день. И в расписание, пожалуйста, поставьте мои уроки последними, потому что все-таки важнее другие предметы. Их всегда ставят последними, считая, что их можно вообще не проводить. Хотя это глубокое заблуждение.
