Народные мемуары. Из жизни советской школы - [4]

— Ой, с удовольствием,— отозвалась она,— ведь я по первому диплому учительница начальных классов.

Только тут я зашел в свой кабинет, достал из ящика стола личный листок по учету кадров и прочитал, что там написано. Чем больше вникал в прочитанное, тем больше ощущал, как краснею. Боже мой, передо мной была карточка незаурядной личности! Эта женщина с отличием окончила педагогическое училище имени К. Д. Ушинского, затем филологический факультет Областного московского педагогического института имени Н. К. Крупской — тоже с отличием. Более того, в краткой биографии учительница написала, что прошла трехмесячные курсы старших пионерских вожатых при ЦК ВЛКСМ и за стажировку в пионерском лагере «Артек» получила высокую оценку.

Я, когда все это прочитал, почувствовал себя смущенным и подумал: школе необыкновенно повезло, пришел человек с незаурядными данными и особой подготовкой. Теперь я стал смотреть на Майю Борисовну другими глазами, потому что остальные педагоги нашей школы (и я в их числе) не имели такой подготовки. Она училась у лучших преподавателей, методистов, практиков. Теперь мне было понятно, почему за этой женщиной всегда бежал целый рой моих школьников. Они стремились к ней в ожидании чуда, и это чудо происходило!

Утром, встречая школьников и приехавшую из войсковой части Майю Борисовну, я заметил, что одета она по-другому, не как всегда. В ее облике появилось что-то неуловимо строгое. Волосы были подобраны, отчего лицо казалось вытянувшимся, платье украшал беленький воротничок и манжеты. Все было на ней как-то ладно. Я увидел, что в новом образе учительница необыкновенно красива, и понял, в чем ее привлекательность. Она умела взглянуть, умела взглядом пристыдить или привлечь внимание. Я смотрел, как она выводит своих третьеклассников на перемену. Они ее окружали, она их строила. Они состязались, бегали, прыгали, водили хоровод. Пели песни, произносили речевки, и все это спокойно и как-то сдержанно. А то вдруг влетали за своей учительницей в спортивный зал и занимались физкультурой. И столько там было беготни, столько задора, энергии!

Я напросился на урок. Мне любопытно было, как выпускница-отличница филологического факультета ведет урок математики. А урок получился превосходный. Дети тянули руки, отвечали на вопросы, придумывали задачи на ходу, чертили, считали, пересчитывали, состязались друг с другом и выставляли оценки. Это была хорошо организованная забава, от которой все умнели буквально на глазах. Сейчас уже не помню подробностей, но я видел сияющие лица детей и сияющее лицо учительницы. Бог ты мой, она была необыкновенно красива. Я понял, почему этот молодой лейтенант был влюблен в нее, почему все ее любят…

Но неожиданно разразилась гроза. Вернувшаяся с «больничного» Полина Иосифовна пришла ко мне и с вызовом раскрыла журнал:

— Это что такое?— спросила она требовательным голосом.

Я посмотрел. Клеточки сплошь были заполнены четверками и пятерками.

— Я вас спрашиваю, что это такое?

— Что вы меня допрашиваете? Учительница замещала ваши уроки, больше замещать некому. Чем вы недовольны?

— Тем, что она завышает оценки, чтобы меня выставить в плохом свете перед детьми.

— Никто не может учителя выставить в дурном свете, кроме него самого.

— Вы что имеете в виду?

— Ничего, только то, что сказал. Если вы что-то оспариваете, то принимайтесь за работу и делайте то, что считаете нужным. А впрочем, в понедельник совещание, там и выскажетесь.

Мы всегда по понедельникам проводили совещания, подводили итоги недели, обсуждали принципиальные вопросы. На этот раз все смазалось. Полина Иосифовна выступила с заявлением, что новая пионервожатая бросила вызов ей, всей школе и всей системе образования. Ни больше ни меньше.

Я попытался спустить все на тормозах, но Полина Иосифовна требовала объяснений.

— Ну, хорошо. Майя Борисовна, дайте пояснения.

Та охотно встала и, улыбаясь, сказала, что ученики у нее отвечали хорошо и она ставила оценки в соответствии с их знаниями.

— Это что же, по-вашему, и Оля Попсова отвечала вам на пятерку?

— А представьте себе, и Оля Попсова отвечала. Она, наверное, впервые в жизни улыбалась и на опорные слова, которые я задала ребятам, придумала сразу два предложения. Это как, по-вашему? Я оценила это высшим баллом. А почему они у вас не отвечают, это уже надо спрашивать не у меня.

— Хорошо,— со злорадством произнесла Полина Иосифовна,— я вам устрою кордебалет.

Лицо Майи Борисовны смешно сморщилось, она засмеялась и сказала:

— Что ж, осчастливьте Большой театр. Ваше имя станет известно миру. Кордебалет — это вышколенные артисты, которые участвуют в массовых групповых танцах. Кордебалету, как правило, аплодируют громче всех. Вам будут аплодировать Милан, Париж, Лондон.

— Ну ты!— вскипела Полина Иосифовна.

Майя Борисовна перестала смеяться.

— Вы так ко мне не обращайтесь, не нукайте — не запрягли, не зауздали. Еще не родился тот человек, который бы смог меня зауздать.

— Я найду на тебя управу.

— А вы не тычьте.

Я стукнул ладонью по столу.

— Прекратите!

Спор на этом не закончился. Я знал, что Полина Иосифовна способна была накатать, как было принято говорить в наших кругах, «телегу» и дать ход бумаге через горком, обком, через все инстанции, опорочить, оклеветать кого угодно. Она была мастерица в этом, о чем знали все в поселке, потому что иногда она от имени мужа такие «телеги» накатывала на директора совхоза. Доставалось иногда и нам. Приезжали с проверками, причем дотошными, нудными и противными.