полутемной избе день за днем, месяц за месяцем старательно выводил писец букву за буквой, строчку за строчкой. За маленьким оконцем, затянутым бычьим пузырем, шумели дожди, завывала вьюга, сияло летнее солнце, но писец ничего не замечал. И только порой, устав от тяжкого труда, он делал на полях страницы горькие приписки: «Все люди спят, а мы, два писца, не спим», «Уже дымно, полезем в другую избу писать», «Книга, книга, уже ми от тобя тошно… Рад есмь так, что уж маленько писать…»
Но вот наступал торжественный день, когда свершалось чудо: переписанная, украшенная затейливыми буквицами и многоцветными миниатюрами, одетая в тяжелый, с застежками переплет, готовая книга лежала на столе. Не книга, а великая ценность. Порой деревни продавали, чтобы купить ее, а купив, бережно прятали в тяжелый, окованный сундук.
Десятки, сотни опытных писцов трудились по разным городам. Но сколько мог такой труженик переписать книг за свою жизнь? Десять, двадцать? Один из исследователей русской рукописной книги, Н. В. Волков, считает, что до конца XIV столетия каждый год в России изготавливалось в среднем по 50 экземпляров книг. А в стране жили десятки тысяч человек. Вот и получалось, что в середине XVI века в Туле было 62 книги, а в городе Веневе — всего пять, да и те хранились за семью замками в местном храме. Так продолжалось веками. Но однажды… Однажды в истории человечества наступает тот великий момент, когда жизнь меняет направление и ускоряет свой темп. Тот час резкого поворота, который, по образному определению Стефана Цвейга, можно назвать «звездным часом человечества».
Их было несколько, таких «звездных часов». И когда человек впервые подчинил себе огонь, и когда открыл возможности колеса, и когда познал, что такое металл… И снова медленно вращалась стрелка на циферблате истории, отсчитывая столетие за столетием, пока не пробил новый «звездный час» — появился типографский станок. Он позволил очень быстро создавать любое количество одинаковых книг. Случилось это в середине XV столетия.
Нелегким был этот «час». И растянулся он на несколько десятилетий. Итальянец Кастальди, чех Вальдфогель, бельгиец Брито отдали свой ум, свои силы, даже жизнь великому делу — созданию печатной машины. И лишь немцу Иоганну Гутенбергу удалось заставить часы истории пробить по-новому. В 1455 году родилась на свет первая книга, отпечатанная с помощью подвижных металлических литер.
Через пятьдесят лет типографии существовали уже в 250 городах Западной Европы. К исходу великого XV — «типографского» столетия было отпечатано 40 тысяч названий общим тиражом почти 12 миллионов экземпляров.
Из страны в страну, из века в век несла книга откровения мудрецов, вдохновение поэтов, культуру, мораль, великие завоевания человеческого разума. Книга помогала ученым, объединяла их усилия в приближении новых «звездных часов»: покорения электричества, расщепления атома, прорыва человечества в космос. И, размышляя сегодня о значении книги, хочется повторить слова одного из первых русских летописцев: «Мы приобретаем мудрость… от слов книжных, так как это реки, напояющие вселенную».
Испокон веков любили книгу на Руси и берегли ее. О книжных собраниях князей киевских, ростовских, владимирских, о монастырских библиотеках Москвы, Новгорода, Устюга Великого с почтением сообщали летописи. А когда до московских государей дошло известие о рождении печатного станка, то они решили завести и у себя подобное новшество. Так, в 1492 году Иван III пытался нанять к себе на службу книгопечатника Бартоломео Готана из города Любека. Только немец почему-то в Москву не поехал.
Возможно, о заведении печатного стана думал и Василий III. Но важнее оказались дела по объединению всех русских земель. А вот Иван IV, едва ему исполнилось семнадцать лет, направил своего посланца в немецкую землю, чтобы вывезти оттуда искусных ремесленников, художников, аптекарей и типографов. Мастера, пожелавшие ехать в Россию, нашлись, и среди них были типографщик и два переплетчика. Но ганзейские города и Ливонский орден, стоявший на западных рубежах Московского государства, боясь любого усиления России, не выпустили из Любека нанятых Иваном IV людей. Так и завершилось посольство неудачей.
Правда, в мае 1552 года датский король Христиан III направил в Москву своего типографа Ганса Миссенгейма с предложением начать печатание в Москве книг, но… только проповедующих протестантское учение. Иван IV, предложение датчанина, конечно, не принял. Пришлось Миссенгейму возвращаться на родину, увозя назад и подарок короля — часы с боем, и ответ Ивана Васильевича: «Для христианского государя, который верит богу, а планетами и знамениями зодиака не занимается, дар сей ненужный».
Сегодня, раздумывая о событиях тех далеких лет, хочется надеяться, что был у Ивана IV еще один повод для отказа Миссенгейму. Может, уже знал русский царь, что живет в Москве человек, решивший посвятить свою жизнь созданию типографского станка, и, возможно, недалек тот день, когда появится на свет первая русская книга, напечатанная русским мастером.