Красный башмачок - [5]

— Ишь, пострел! Без твоих советов обойдёмся! — резко оборвал его хозяин.

Но управляющий возразил:

— Пусть присмотрит. (У управляющего тоже была своя выгода: раз парнишка вызвался сам — вот и пусть задаром таскает товар из цеха в цех.)

…Сначала Герасима отправили к закройщикам. На высоких столах они по выкройкам резали кожи.

Один закройщик выкроил острым ножом для девочкиных туфель подмётки из толстой кожи. Второй аккуратно взял из коробки розовую лайку и по фасону вырезал верхнюю часть лодочки, а заодно — нарядные бантики к ним. Третий подготовил кожаную стельку и белую матерчатую подкладку.

Заготовки уложили обратно в коробку, и Герасим отправился дальше — в пошивочный цех. Тут за ручными машинками сидели сапожники и строчили кожи. Они пришили подкладку к лайковому верху лодочек, пристрочили по ободку кант, стянули замысловатыми узлами бантики.

Только когда все детали были готовы, Герасим попал к затяжникам: их задача — соединять всё вместе.

Теперь понадобилось достать из коробки Герасимовы колодки.

Затяжник наложил на колодку кожаную стельку. Потом осторожно натянул сверху розовую заготовку. Расправил лайку, — чтоб ни единой морщинки не осталось. Нижний край загнул под стельку, передок закрепил гвоздями. Затем достал кривую иглу, вдел длинную нитку и с помощью шила начал пришивать всё вместе — передок, стельку и задник. После этого стал прочно прикреплять подошву.

Теперь на колодках уже было видно, какие-такие получаются туфельки-лодочки. Только каблуков не хватало.

Пошёл Герасим к каблучникам. Те сколотили из кусочков кожи невысокие наборные каблучки и прибили их к туфелькам.

Осталось заглянуть к отделочникам, — чтоб те пришили бантики.

Ну вот и всё.

Самым последним взял в руки туфельки контролёр. Выбил он молоточком из лодочек деревянные колодки. Теперь уже они не нужны, свою службу сослужили. Лодочки готовы: бери да надевай!

Закончилась работа над парой обуви. Сколько же людей приняло в ней участие! И каждый — со своим умением. Сможет ли справиться со всеми этими операциями один кимряк?

Теперь Герасим видел, что сапожное ремесло вовсе не такое простое, каким оно представлялось ему вначале. Долго ещё ему придётся в нём разбираться…

Меж тем события в колодочной мастерской разворачивались стремительно.

Хозяин Булгаков окончательно разорился и продал мастерскую со всеми верстаками, липками, а заодно — и со всеми работниками — «Скороходу».

Поскольку фабрика находилась рядом, забор перенесли, и здание мастерской очутилось на общем скороходовском дворе.

Теперь колодочники на работу ходили со всеми фабричными через узкую калитку. Нужно было попасть точно к гудку. Раньше не пускали. Ну, а кто придёт позже, — штрафовали. У калитки каждое утро случалась то давка, то свалка.

Распоряжаться в мастерской назначили хмурого злобного немца. По-русски он, кроме ругательств, не знал других слов. И придирался по каждому пустяку.

Он-то и объявил бывшим булгаковским рабочим, что зазря им раньше платили такие деньги и что вот он теперь наведёт порядок. Всем пригрозили снизить заработки.

Колодочники зароптали. И без того они получали гроши. Едва хватало, чтобы прокормить себя и семью. Многие жили впроголодь. Обувались-одевались во что бог пошлёт. Редко какой одиночка мог скопить рублик-другой, чтобы послать родным в деревню. Уж никак нельзя было получать меньше…

Но люди побаивались открыто высказать свои недовольства. Станешь возмущаться, — того и гляди, вообще работы лишишься.

Тогда и проявил свой характер Харитон. Впрочем, он меньше всего бы пострадал. Работал он лучше всех и зарабатывал больше всех. Но нрав у него был непримиримый. Старый мастер об этом хорошо знал и, кажется, даже побаивался его. Не раз бывали случаи, когда Харитон вступался за своих товарищей.

И сейчас он возмутился первым. Пришёл к немцу в контору да как стукнет кулачищем по столу:

— Не имеешь права, кровопивец! Мы за свои гроши до седьмого пота вколачиваем!

А немец с перепугу поднял крик: «Шволочь, как посмел на меня руку поднять!» И побежал жаловаться управляющему, будто бы Харитон его избил. А тот, не разобравшись, вызвал полицейских.

Харитона арестовали, посадили в тюрьму.

Герасим выпросил свидание с ним. Принёс ему передачу.

В камере он не узнал своего могучего учителя.

— Били?

— Не скрою, приятель, били.

— За что?

— Смутьян я.

— Так ведь правильно вступился. Вишь, и хозяева согласились: не скостили жалованье…

— Страшатся, что и другие поднимутся за правду. Чего доброго, ещё и прибавки потребуют. Опасно, когда смутьян заведётся: всех может перебаламутить. От таких, как я, стремятся избавиться.

Харитону присудили высылку из Петрограда — за возмущение спокойствия. Назначили в далёкий холодный Туруханский край.

— А ты держись, — подбодрил он Герасима. — Руки, вижу я, у тебя золотые. Талант к нашему делу имеешь пребольшой. Знатный сапожник из тебя выйдет!

Подарил он Герасиму крохотный красный башмачок, который, как в сказке, неизвестно когда и неизвестно как сумел смастерить в камере. Сколько ни разглядывал его Герасим, никак не мог понять, из чего он сделан.

— Храни его. Это — тебе. В награду за старание.