В этой книжке автор просто и понятно описывает быт детей в старой деревне. С малых лет посылали ребят на тяжелую, непосильную работу. Ничего, кроме беспредельного труда, парнишка не видел. Его, как и его отца, эксплоатировал помещик, любивший пользоваться трудом детей, как самым дешевым. Детям не давали возможности учиться. Не было у крестьян денег. Да и работать надо.
Теперь у нас нет ни фабрикантов, ни дворян-помещиков. Крестьяне в союзе с рабочими отвоевали землю у помещиков. Крестьянину стало легче жить, свободнее. Под руководством и в союзе с рабочим классом и его Коммунистической партией хозяева страны, рабочие и крестьяне, строят новый мир.
Дети во многом могут помочь нашей партии и Комсомолу. Но основная работа для нынешних детей — это подготовка из себя новых борцов, новых строителей коммунистического общества. Для этого нужно учиться и работать, — теперь учиться можно. Учиться нужно. Этот завет нам оставил Владимир Ильич Ленин. А работать нужно со всем пионерским отрядом, коллективно. Мы должны изо всех сил стараться помочь нашим взрослым братьям и отцам в их борьбе за счастье трудящихся, дабы вновь не вернулись времена которые описаны в предлагаемых нашим юным читателям рассказах.
Егорка всю жизнь говорил после, что ничего нет на свете труднее, как пасти телят.
Много он видел на своем веку всякой работы: работал до упаду и по крестьянству, живал в крючниках на железной дороге, был и в земляниках[1]; но особенно солоно доставалось на кирпичных заводах, куда он нанимался по летам вместе с односельчанами. Бывало, возит-возит там день — деньской тачки с глиной, так что к вечеру от натуги и руки и ноги онемеют и станут точно деревянными. Ночью не знаешь, куда их и положить.
Летом в жару, когда на ум нейдет никакое дело, а хочется забиться куда-нибудь в холодок и лежать без движения, когда только довольные мухи — жужжалы кружатся в воздухе и купаются в горячих лучах солнца, у кирпичников как раз идет самая горячая и спешная работа. В жару идет самая хорошая, спорая сушка кирпича, и рабочие стараются использовать ее в полной мере.
Работа на кирпичных заводах у всех сдельная, — что сработал, за то и получай, и они работают, что называется, не щадя своего живота. Сверху немилосердно палит солнце; раскаленный, насыщенный едкою пылью воздух сушит горло и вызывает жажду; тяжелая лямка режет плечи и тянет к земле. А подвозчики с опаленными облупившимися лицами, без шапок, с расстегнутыми воротами рубах, обливаясь потом, снуют взад и вперед с тачками по настланным тесинам и возят по-столько глины, что впору довезти хоть бы и доброй крестьянской лошади.
Изнемогая от жары и усталости, они останавливаются, переводят дух, вытирают подолом рубах пот с лица и жалуются.
— Ну и работка наша… настоящая каторжная! Тяжелей, кажись, и во всем свете не сыщешь. Иной раз и деньгам не обрадуешься.
Но Егорка не соглашался.
— Нет, это еще что за каторга… Тяжело у нас, слов нет, но еще жить можно. Настоящая-то каторга — это стеречь телят. Тут вот взял да постоял, отдохнул сколько ни-на-есть, а там — куда тебе… ни отдыху, ни сроку…
Много утекло воды с той поры, а Егорке кажется, что это было только вчера. Пред ним с поразительной ясностью вставало далекое прошлое всякий раз, когда на ум приходили телята.
Ему, как-раз в Егорьев день, исполнилось только тринадцать лет, когда он впервые вышел с телятами в поле. Вставало ясное улыбающееся утро; ярко зеленела молодая трава на лугу; сильно и приятно пахли распускавшиеся деревья; шумно чирикали воробьи, суетливо копошась на гумнах и задворках, горланили грачи, стараясь перекричать друг друга, а Егорка шел за своим маленьким стадом в новых лаптях, белых портянках и чистой рубахе, старался выглядеть взрослым.
Счастлив и доволен был Егорка своим положением. Он сознавал, что теперь не обузой, не лишним ртом служил в семье, а стал добытчиком, помощником отцу. Он делает дело теперь и зарабатывает деньги. Сознание своей полезности заставило Егорку в своих собственных глазах вырасти вершка на два. Да и занятие пришлось по душе Егорке. Хочешь сиди целый день, ничего не делая, хочешь — лежи, хочешь — резвись и играй, во что вздумается. Полная свобода. Никто за ним не смотрел, никто не кричал и не ругался, не давал подзатыльников и не драл за вихры. Сам себе большой, сам маленький.
Присутствие помощника, двоюродного братишки Кузьки, покорного и исполнительного мальчика лет одиннадцати, не только не тяготило его, но даже доставляло ему удовольствие. Он только и покрикивал на него: «Кузька, подай то-то, принеси того-то, сбегай туда-то».
Место пастбища для телят издавна отведено обществом в большой и красивой котловине, на берегу реки. Трава там родилась хорошая, — ее за все лето не успевали вытоптать телята, и они паслись покойно.
Ребятишки то спали, развалясь на мягкой траве, то удили рыбу, а то целыми днями барахтались в реке. Иногда они рвали полевые цветы и вечером вгоняли в слободу телят, с венками на картузах.
Егорка ничего не делал, своих прямых обязанностей не исполнял. Он возложит их на Кузьку. Уйдет далеко от стада какой-нибудь шалый теленок, Егорка кричит братишке:
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
