Красный башмачок - [6]

Перед отправкой ученик снова встретился со своим учителем. Приволок Харитону громадный узел тёплой одежды.

— Вот всё, что смог взять на вырученные деньги, — сказал он.

Харитон обомлел: знал, что никаких денег у Герасима не водилось.

— Никак продал свои инструменты?

Так парнишка стремился в кимряки! Всю жизнь мечту лелеял. Ради неё от лишнего куска хлеба отказывался. И вот тебе на: всё спустил. Ради чего? Да только для того, чтобы он, Харитон, не замёрз в сибирской ссылке!

— А как же заветная кимряцкая мастерская?

Герасим неопределённо махнул рукой:

— Передумал. — И добавил, привычно окая: — Бедолага возражает.

В ответ Харитон лукаво улыбнулся:

— Умнейшая у тебя псина! Передавай от меня ей низкий поклон…

Узник английской эскадры

— Пропуск!

Винтовка наперевес. Путь Сорокину преградил пожилой караульный.

Иван удивился: в мурманском порту его лицо уже примелькалось всем караульным матросам. Много раз он отправлял отсюда грузы в Петроград. Что же это сегодня караульный артачится?

— Неужто не узнаёшь? Кажись, при тебе я получал цистерну нефти?

Матрос отрицательно покачал головой.

— А уголь? Пшеницу?

Тоже не при нём.

— И про обувные машины не помнишь? — Иван пристально посмотрел матросу прямо в глаза. И понял: «Помнит, но не хочет сознаваться. Почему?..»

В те дни петроградцы очень нуждались в продовольствии и топливе. В городе свирепствовал голод. Исчез хлеб. Рабочие получали паёк — всего полфунта (по-нынешнему это двести граммов) в день. И то не каждый раз хватало на всю очередь.

На «Скороходе» позакрывались цеха: не из чего было шить обувь. Голодающие сапожники разъехались по деревням в поисках продуктов для семей.

Шёл 1918 год. Жизнь нужно было налаживать по-новому, наводить порядок на фабриках и заводах.

И вот весной послали Ивана Сорокина сюда, в Мурман — разыскать и отправить в Питер обувные машины и кожи, которые фабрика закупила за границей ещё до войны. Расплатилась за них золотом. А грузы где-то задержались на складах. И ещё одно дали ему задание: раздобыть по возможности для фабрики топливо и продовольствие — его скопилось немало на полярных складах.

Иван облазил все пакгаузы, обшарил малые и большие гавани на побережье. Искать оказалось не просто: документы потерялись, а что упаковано в ящиках и тюках, — не дознаешься.

Тут ещё охотников до чужого добра нашлось немало. На Белом море, на Кольском полуострове хозяйничали англичане, французы, американцы — бывшие союзники, с которыми царская Россия вела войну против Германии. И сейчас, после Октябрьской революции, они не торопились покидать наши земли.

Ивану довелось столкнуться с интервентами не раз. Отыщет он какие-то грузы, а «союзники» тут же протестуют: мол, это наши, не трогайте!

Только революционера Сорокина на мякине не проведёшь. Своё, скороходовское, он всё равно нашёл, помогли матросы, грузчики, кладовщики. Кое-что успел отправить в Питер, а кое-что укрыл у надёжных людей.

Вот там, у дальней причальной стенки, его должен ждать ещё один готовый к отправке тральщик. Никто и не подозревает, что трюмы этого боевого корабля доверху нагружены тюками с отличными аргентинскими кожами.

А ведь тоже пришлось понервничать порядком, пока на такое уговорил военных моряков. Ни одного торгового судна в порту не нашлось, чтобы погрузить кожи. Иван к матросам:

— Выручайте, браточки, доставьте хотя бы до Архангельска.

Но браточки ударились в амбицию:

— Что мы тебе, дядя, извозчики! Мы же боевые матросы!

Пришлось Сорокину тогда маленько помитинговать. Рассказал он матросам, как трудно сейчас достаётся питерским рабочим — слесарям, строителям, токарям и вот таким же, как он, сапожникам. Рассказал, как воюют они со всякой контрой и спекулянтами, как защищают родной город от казаков, юнкеров и прочих белогвардейцев.

— Рабочие тоже ведь могли сказать: наше дело стучать молотками да прибивать подмётки. Мы же рассудили иначе: революция требует — значит, надо!

И ещё сказал Сорокин:

— А важничать вам особо не пристало. Ваш-то тральщик раньше был обычной торговой посудиной и возил испанские апельсины. Это сейчас ему на палубу поставили пару пушек. И те мелкокалиберные. Знаю я: обнаружите мину — из берданок расстреливаете!

Уговорил матросов: загрузили они тральщик — аж осел он по самую ватерлинию.

Сегодня он должен был выйти с тральщиком в море. Держа в руке лёгкий саквояж, он шёл к пирсу.

— Пропуск! — опять громко повторил пожилой караульный.

Иван достал из кармана кожанки замусоленный пропуск.

— Не годится, — бесстрастно произнёс матрос.

— Вчера годился, а сегодня уже нет?

— Вчера было одно распоряжение, а сегодня — другое. — Караульный крепко держал винтовку наперевес.

— Это почему же сегодня другое?

Матрос не ответил, лишь кивнул в сторону моря.

Английские и французские военные корабли давно уже стояли на мурманском рейде. Но сегодня число их стало намного больше. К английским и французским крейсерам прибавился американский. Орудия кораблей были направлены на берег. Английский эсминец стоял у причала.

На берег высаживались солдаты.

«Союзнички» выступили, — смекнул Иван. — Интервенты занимают Мурман».

Что делать?

Мелькнула отчаянная мысль. В караулке их только двое. В порту в этот ранний час — тоже никого. Успеет он добежать до своего тральщика.