Контрабандисты Гора - [69]

— Да, Господин, — простонала я, разрываясь в конфликте между стыдом и потребностями.

— Ну что ж, давай посмотрим, что мы можем здесь сделать, — задумчиво произнёс мужчина.

— Будьте милосердны, — всхлипнула я.

— Ты ведь недавно в рабстве, не так ли? — осведомился он.

— Да, Господин, — прошептала я, напрягаясь всем телом.

— Очевидно, что Ты чувствуешь удовольствие, — заметил посетитель, — хочешь Ты того или нет.

— Простите меня, — попросила я.

Как мужчина может уважать женщину, которая не больше, чем беспомощная, сотрясаемая спазмами, извивающаяся и умоляющая игрушка в его руках? Куда делись изощрённость, рафинированность, самообладание, достоинство, гордость, индивидуальность и уважение? А как женщина могла бы уважать себя, если она показывает себя не больше, чем беспомощным, не контролирующим себя животным для удовольствия, попросту рабыней? Для чего она в таком случае годится, кроме любви, служения и подчинения?

— Твоё тело прекрасно смазалось, — прокомментировал мужчина. — Оно приветствовало и сжимало меня. Кроме того, оно вознаградило меня множеством, хотя и начальных, спазматических реакций.

— Начальных? — удивлённо переспросила я.

— Да, — подтвердил он.

— Неужели есть большие? — спросила я.

— Конечно, — заверил меня он.

— Я не понимаю, — прошептала я.

— Уверен, Ты знаешь о том, с какой готовностью и как превосходно ты смазываешься, — заявил он.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — попросила я, сгорая от стыда.

— Думаю, со временем, — сказал мужчина, — Ты заслужишь звание горячей маленькой самочки урта.

— Нет, нет! — всхлипнула я.

— Возможно, не немедленно, — предположил он. — Но позже, обязательно.

— Будьте милосердны, — взмолилась я. — Пожалуйста, быть милосердны!

— Нетрудно понять, — усмехнулся посетитель, — даже сейчас, почему они посадили тебя на цепь в рабском бараке.

— Когда Вы закончите со мной? — глотая слёзы, спросила я.

— Ты боишься, не так ли? — осведомился он.

— Да! — призналась я.

— Тогда давайте попробуем вот эту ласку, — сказал мужчина.

— Ай-и! — вскрикнула я.

— Замолкни, — велел мне посетитель. — Лежи неподвижно. Расслабься. Пусть это будет небольшое затишье перед бурей, моя маленькая вуло.

* * *

Насколько могучим был этот корабль!

Насколько крошечными казались люди на его фоне. Нас приставили носить разнообразную поклажу. Мы сновали туда-сюда по берегу, прислуживая рабочим, поднося им материалы, еду и воду, в тени этой изогнутой, возвышавшейся над нами конструкции.

— Взгляните, — сказала Релия, указывая на реку.

— Что? — не поняла я.

— Лёд, — пояснила она. — Лёд на реке.

— Скорее всего, его вымыло из какого-нибудь притока, — предположила Янина, глядя на поверхность воду из-под ладони. — Дальше на север ледостав может начаться даже в это время года.

— Но здесь ещё достаточно тепло, — заметила я.

Мы всё ещё ходили в туниках. Я предположила, что это, должен был быть большой кусок льда, когда он вырвался на свободу, если смог, не растаяв, доплыть по Александре досюда, так далеко на юг.

— Скоро погода изменится, — сказала Янина.

— Наши хозяева торопятся, — констатировала Релия. — Если Александра замёрзнет, корабль окажется в ловушке. Не исключено, что его может раздавить льдом.

— Но пока ещё тепло, — повторила я.

— Вот именно, что, пока, — покачала головой Янина.

Очевидно, вскоре ожидалось похолодание. Однажды нам выдали покрытые густой шерстью шкуры скачущего хурта, и мы, с помощью шила и волокон, приготовили для себя зимнюю одежду. Покрой этой одежды, как можно было ожидать, был строго определён. Портной обмерил нас и сам, поскольку прикасаться к ножницам нам не разрешили, нарезал выкройки. Сшивали лоскуты шкур мы тоже под его наблюдением. Шила были выделены по счёту, а по окончании работ возвращены и посчитаны. Портной же принимал нашу работу. Мне пришлось дважды резать нити и сшивать их заново. В любом случае мы, хотя и будучи рабынями, были бы хорошо упакованы. По окончании работы у каждой из нас были брюки и приталенная куртка, доходившая до бёдер и имевшая капюшон. В дополнение к этому у нас также были шаль и одеяло. Для ног предусматривались обмотки из плотной тёплой ткани, накручивавшиеся поверх брюк наподобие сапога.

— Полюбуйтесь на меня, — рассмеялась я, натянув на себя только что скроенную одежду, предварительно убедившись, что портного нет поблизости, а когда Янина обернулась, добавила: — Я — свободная женщина!

Она, также сначала оглянулась, и, не увидев портного, засмеялась. Вообще-то в корабельном лагере не было ни одной свободной женщины, если не считать нескольких женщин пани.

Рабыню, даже в шутку, объявившую себя свободной женщиной, могло ждать суровое наказание. Разумеется, Янина знала об этом лучше меня.

Но сегодня день выдался тёплым, и мы были одеты в свои привычные туники. Наши шеи окружали лёгкие металлические ошейники, снять которые мы не могли, поскольку они были заперты на замок. Это были «причальные ошейники», указывавшие на род нашей деятельности и место где нас должны были приковать на ночь.

Прищурившись, я посмотрела на другой берег Александры, ширина которой в этом месте составляла что-то около сотни ярдов. Кусок льда, несомый течением, неспешно проплывал мимо, медленно поворачиваясь в потоке. Мне не было доподлинно известно, что находилось на другом берегу реки, всё что я знала, это только то, что там было два или три строения, и некая площадь огороженная частоколом. Иногда Александру пересекли баркасы, как с этой стороны на ту, так и обратно. Поговаривали, что за реку поставляли провизию, и что за частоколам держали то ли каких-то узников, то ли особых рабынь. Я не знала, чему из этих слухов можно было бы верить. Единственное, что казалось ясным, так это то, что их, если они там есть, рано или поздно посадят на корабль. По одной из версий там прятали рабынь такой поразительной красоты, что держать их вместе с более обычным товаром было бы неуместно. Другие утверждали, что девушек отделили, потому что они были настолько прекрасны, что их присутствие могло вызвать бунт в лагере, мол, мужчины из-за них поубивали бы друг друга. Лично мне слабо верилось в обоснованность подобных предположений. Я вообще сомневалась, что нашлось бы очень много женщин, более красивых чем, скажем, Релия и некоторые другие, окружавшие меня.