Конец пути - [2]

. Мы удерживаем около двухсот метров передовой. Вот здесь у нас ручной пулемет — здесь еще один. Вот здесь крестиками помечены караульные посты.

Осборн: А где рядовые спят?

Гарди: Не знаю. Этим распоряжается майор (Гарди показывает куда-то влево). Прислуга и сигнальщики спят там. Два офицера здесь и три — там (указывает на проход справа). В смысле, если у вас пять офицеров.

Осборн: Пока у нас четыре. Но вечером должен прибыть еще один. Пару дней назад он уже отметился на перевалочном пункте.

Гарди: Надеюсь, вам с ним повезет больше, чем мне с моим последним. В первую же ночь он заработал радикулит и отправился назад, в Англию. А теперь читает лекции молодым офицерам о жизни на передовой.

Осборн: Бывает. В последнее время сюда и впрямь присылают каких-то недотеп. Надеюсь, нам повезет, и наш будет свеженький, сразу со школьной скамьи. Такие справляются лучше.

Гарди: Согласен.

Осборн: Так ты говоришь, пять коек? (Осматривает ту, на которой сидит). Эта лучшая?

Гарди: Нет, ты что. (Указывает на койку в правом углу). Вон там, моя. В других блиндажах есть койки даже без сеток — одна рама. Чтобы удержаться, приходится свешивать руки с боков. Только опускать ноги слишком низко нельзя — а то крысы начнут грызть башмаки.

Осборн: И много крыс здесь?

Гарди: Ну, примерно миллиона два; правда, всех я их не видел (Натягивает носок, а потом ботинок). Что-нибудь еще хочешь узнать?

Осборн: Да ты мне еще ничего не рассказал.

Гарди: А что еще ты хочешь знать?

Осборн: Ну, например, сколько в окопе боеприпасов?

Гарди: Ну, ты и старый хрыч. Можно подумать, ты в армии служил. (Находит затертый клочок бумаги). Вот, смотри. 115 ручных гранат, но на твоем месте я бы их не трогал. Они очень плохо действуют на немца и делают его агрессивным. Затем — 500 мин и 34 резиновых сапога.

Осборн: То есть 17 пар

Гарди: Что ты! 25 — на правую ногу и 9 — на левую. В общем, здесь все написано (передает список Осборну).

Осборн: Ты проверял по списку, когда заступал сюда?

Гарди: Я — нет. Майор должен был. Да тут все в порядке.

Осборн: Стэнхоуп наверняка захочет увидеться с тобой. Он любит перекинуться словечком с командиром, которого сменяет.

Гарди: Ну и как поживает наш юный друг? Пьет по-черному, как всегда?

Осборн: С чего ты взял?

Гарди: Брось, что еще можно сказать о Стэнхоупе? (Делает паузу и с любопытством смотрит на Осборна). Бедняга! Должно быть, не просто быть заместителем командира. Старик, ты такой сдержанный и трезвый.

Осборн: Стэнхоуп — самый лучший ротный, которого я знал!

Гарди: Да, он парень неплохой, я знаю. Вот только я никогда не видел, чтобы такой юнец, как он, закладывал столько виски. Знаешь ли ты, что когда мы последний раз стояли на отдыхе, он ужинал с нами и один выпил целую бутылку за час и четырнадцать минут — мы засекали время.

Осборн: Представляю, как вы веселились и подзуживали его, ну и восхищались его геройством!

Гарди: Да нам и не надо было его подзуживать.

Осборн: Это да, но ведь наверняка все думали, как лихо это у него получается. (Пауза) Так или нет?

Гарди: Ну, естественно, как-то так невольно получается, что восхищаешься таким парнем, особенно, тем, как он сам потом, без посторонней помощи, домой идет.

Осборн: Когда такой офицер, как Стэнхоуп, имеет здесь репутацию пьяницы, он превращается в посмешище. Народ готов заплатить за бутылку виски только ради удовольствия посмотреть, как он будет напиваться.

Гарди: Ты, конечно, человек предвзятый. Ведь это тебе приходится потом укладывать его в постель.

Осборн: Все это напоминает зевак на петушиных боях — сидят и смотрят, как парень напивается до беспамятства.

Гарди: Ладно, черт с тобой, людям действительно здесь скучно, должны же они как-то развлекаться. То есть я хочу сказать, что Стэнхоуп действительно стал посмешищем. И действительно чертовски любопытно наблюдать, как мужик напивается — стакан за стаканом. Кажется, он даже не поехал домой в свой последний отпуск, да?

Осборн: Не поехал.

Гарди: Должно быть, подумал, что не стоит в таком виде встречаться с папочкой. (Пауза) Ты хоть знаешь, что его отец — деревенский викарий?

Осборн: Да, знаю.

Гарди: Представляешь. Стэнхоуп приехал бы в отпуск в свою деревню чайку попить! Он, кажется, в Париже был?

Осборн: Да.

Гарди: Бьюсь об заклад, это был еще тот отпуск!

Осборн: Гарди, тебе известно, сколько времени Стэнхоуп провел на войне?

Гарди: Порядочно, я знаю.

Осборн: Почти три года. Он прибыл тогда сразу после школы, когда ему было всего восемнадцать лет. А в этой роте он уже год — и все это время на передовой. Он ни разу не отдохнул. Другие только прибудут, тут же подхватывают какую-нибудь болячку, бегут в лазарет и сразу же возвращаются домой, и только юный Стэнхоуп месяцами тянет лямку без передыху.

Гарди: Да я знаю, он парень неплохой.

Осборн: Я видел однажды, как он весь день пролежал в окопной лихорадке, а потом всю ночь провел в карауле.

Гарди: Да знаю я, знаю, он мировой парень!

Осборн: И за то, что он до сих пор не сбежал с передовой, и что его нервы ни к черту, его прозвали пропойцей.

Гарди: Не пропойцей, а просто говорят, что он крепко пьет. А насчет его нервов, ты прав. Они у него ни к черту. Последний раз, когда мы на отдыхе играли в бридж что-то там произошло, не помню, что именно, но только он вдруг как вскочит и все стаканы со стола сбил — кулаком. Совершенно не владел собой, а потом как будто разом пришел в себя и расплакался.