Колебания - [59]

Яна слегка усмехнулась, тем временем Лиза и не думала останавливаться.

— О, до чего же я ненавижу это проклятое место — цирк, женский монастырь, сумасшедший дом, тюрьма, институт благородных девиц! Только лишь преклоняться и шептать, опустив глаза: «Yes, mistress». Они же ходят по этому сараю с такими лицами, как будто из-за угла вот-вот выглянет королева! «Это недопустимо!» «Это непозволительно!» «Как мог возникнуть у вас подобный вопрос на четвёртом году обучения?»«Вы пугаете меня, Оля, серьёзно настораживаете: судя по всему, вы сильно отстали от остальных, вы путаете фундаментальные понятия. You bring together совершенно противоположные вещи. Это absolutely inappropriate». И это — взрослым людям, двадцатилетним девушкам! Слушать это оставшиеся полгода — я не могу, не могу, Яна… Полтора часа, всё с теми же лицами, будто целый мир наблюдает, они обсуждают, почему в предложении нельзя употреблять «because»! «Это русский перевод»! «It is necessary to use here „so as to“». Как, чёрт возьми, возможно полтора часа посвятить этому? «I’m sorry. Let me try again, please» — они издеваются?..

Яна молчала, думая, однако, о том же.

«Если ты им хоть немного не нравишься; если они точно нутром чуют в тебе недостаточную любовь к английскому языку; если русская литература волнует тебя сильнее, чем произношение принца Чарльза, — они это чуют, чуют в тебе врага, чужака — привыкай выслушивать о себе, что ты хуже всех, кто когда-либо учился на факультете; что ты позоришь Университет; и что тебе в нём не место…»

— Я собираюсь работать на круизном лайнере, — произнесла вдруг Лиза после непродолжительной паузы. — Читала о вакансии стюардессы на частных рейсах. Ещё я могу быть хостесс. Это особенно выгодно мне сейчас: зимой за границей, летом — в Москве, но всегда — в окружении мужчин, в ресторанах, где музыка и цветы… Вот оттого, Яна, что в жизни английской кафедры такой ресторан отсутствует…

— Но ты забываешь об их возрасте… Это люди другой эпохи, сами реалии того времени были противоположны нашим. Отсутствовала гибкость в выборе профессии и работы, не было и сотой доли тех возможностей, что имеем мы. Воспитание, образование, жизненные ориентиры — всё было другим…

— Так потому-то и пора им на пенсию! — начала Лиза, но тут же энтузиазм спорить о вопросах более или менее глобальных, едва появившись, вновь исчез, поскольку неожиданно перед её глазами возник Холмиков, разрезающий сочный рыбный стейк.

Лиза видела его, как живого; он будто действительно был перед ней — одетый в костюм, с ярким галстуком и в очках; свет играл на стекле бокалов, наполненных белым вином, слышалась тихая музыка. Нож легко и мягко входил в большой рыбный стейк, политый нежным соусом, и Холмиков смеялся чему-то; кажется, за секунду до того он рассказал анекдот. Подошёл официант и принёс два тёплых салата и пасту с креветками.

Внезапно послышался отвратительный скрип. Лиза вздрогнула — и в изумлении огляделась по сторонам. Маленькая, погружающаяся во тьму аудитория, ряд убогих деревянных парт различной высоты, за одной из них — Яна, положившая голову на руки и прикрывшая глаза. В противоположном от Лизы конце виднелась полоска света и раздавались чьи-то далёкие голоса; тряпка не выдержала и упала на пол, отчего дверь моментально поползла вовне, за пределы аудитории в коридор, и раздался ужасающий скрип.

— Яна, — тихо позвала Лиза. — Яна, я так больше не могу.

Несмотря на тишину, последовавшую в ответ, она продолжила:

— Я могла сейчас быть в Венеции, ведь он звал меня, Яна… Но теперь я тут, в этом разваливающемся сарае, одна, и никого у меня нет, и ничего. И зачем, зачем я решила уйти? Боже, чудовищно глупый, нелепый выбор! Чувства! Как же поздно я всё поняла… Зачем, зачем я решила тогда думать о душе? — Лиза засмеялась так горько, будто в самом деле готова была плакать. — Что у меня теперь? Что у меня будет дальше?..

Не открывая глаз и не поднимая головы, Яна неразборчиво проговорила:

— У тебя есть Лёша…

В этот момент раздался негромкий перестук — вроде как маленькие колокольчики зазвенели, или деревянные палочки стали ударяться друг о друга. Это был будильник.

— Нужно идти, — сказала Яна, вздрогнув и поднявшись с парты, — уже почти шесть. Ты точно не пойдёшь со мной?

— Нет, зачем мне этот Облепин? — без всякого презрения, лишь с искренним недоумением и так, будто вопрос Яны забавлял её, спросила Лиза.

— Разве совсем неинтересно?.. — с не меньшим недоумением, только более серьёзно, произнесла Яна.

— Нет, — с готовностью ответила Лиза, весело и всё так же искренне.

Яна не стала спорить. Каждая фраза была известна ей так хорошо, будто она сама каждую из них сочинила. Яна возразила бы, мол, ведь он современный писатель, человек известный да к тому же неглупый; так почему не посмотреть на него и не послушать для того хотя бы, чтобы собственное мнение о нем иметь. А Лиза ответила бы — мол, все они выступать любят, громко высказываться и шутить, попросту тешат своё самолюбие; стоит ли на это смотреть? И Яна почувствовала бы вдруг правду в этих словах, и ей стало бы как-то досадно и неприятно, и самой бы не захотелось идти.