Колебания - [32]

В эту минуту и она, и Холмиков будто и вовсе не думали более о том, что скрывалось ими от окружающих, — Лиза вся ушла в захватившие её чувства и мысли о Чехове, а Холмиков едва ли забывал хоть на секунду о своей роли научного руководителя, в обязанности которого входит помогать и подсказывать, советовать и направлять. Он выслушивал Лизу со всей внимательностью.

— Не переживайте так, Лиза, успокойтесь, ну что вы, уверяю вас, что всё это гораздо проще, чем кажется. Если действительно хотите писать о мотиве памяти у Чехова — или у обоих авторов — то мы можем вот как поступить с вами: посвятите этот год и эту курсовую изучению уже существующего материала; впоследствии это будет как бы первая глава в дипломе — история вопроса. А чем продолжить — мы уж точно сумеем найти, потому что не бывает в литературоведении, чтобы абсолютно каждый вопрос уже был изучен от и до. Понимаю, объём большой — ваша курсовая будет вроде как реферат, и прочитать придется многое — и все те работы, на названиях которых вы и то споткнулись. Но, опять же, поверьте моему опыту человека искушенного в подобных вещах — в процессе вам уже не будет так страшно и сложно. Так что, подойдёт такой вариант?

Лиза, подумав несколько секунд, вынуждена была согласиться, в который раз отметив про себя, как ловко умеет Холмиков находить выходы из любой ситуации. Она кивнула и ответила:

— Да, судя по всему, подходит — выбора, как такового, всё равно нет…

— Придётся подчиниться… — согласился Холмиков.

Скрывая улыбку, Лиза сказала:

— Конечно, объём большой…

— Времени будет уходить много, бесспорно. Нужно будет жертвовать чем-то — меньше походов в кино и театры, меньше ресторанов — больше литературы. Выбор в пользу науки!

Яне казалось, что ещё немного, ещё немного — и они не выдержат, вот-вот прыснут со смеху, а затем не сумеют объяснить окружающим причину этого смеха, не смогут придумать её, потому что у обоих будет, как назло, в голове только звенящая пустота и всё тот же смех. Яна и сама шла на риск — как бы она ни опасалась за Лизу и Холмикова, их притворство и природный талант к нему проявляли себя с каждой минутой лишь ярче, в то время как она сама, Яна, прилагала усилия порой нечеловеческие, чтобы лицо её оставалось спокойным, а навязчивые коварные мыслишки так и мелькали в уме — что, если шепнуть сейчас Жене о руке на коленке? Вот бы увидеть её лицо. Что, если громко спросить вдруг Холмикова…

Ищущий за что бы зацепиться взгляд Яны зацепился — вновь — лишь за внимательный взгляд Холмикова. Искринки не удалось спрятать ни ему, ни ей.

Лиза спокойно что-то записывала на полях тетради.

Про закипевший чайник так никто и не вспомнил.

На секунду повисла тишина, так как Холмикову пришло сообщение и он, посмеиваясь, отвечал на него, взяв со стола айфон.

— Представляете, — сообщил он, когда закончил, — сейчас написала мне одна студентка с вечернего отделения — спрашивала, к какому кабинету им всем подходить сегодня, — он замолк на мгновение. — Кабинету! Ну, я и ответил ей, что, мол, кабинеты — это в поликлинике на осмотре, а у нас, в Университете, всё же аудитории!

Холмиков рассмеялся, и Лиза с Яной, переглянувшись, обе подавили улыбку.

— Ксения! — вдруг радостно объявил Холмиков. — Хотите быть следующей?

Ксюша, сидевшая справа от Жени, беспокойно заёрзала. Обманчивой иллюзией был этот вопрос — ответ на него имелся лишь один.

— Да, конечно… — проговорила Ксюша и поискала что-то в покрывших полпарты белых листках.

— Твардовский, если мне не изменяет память? Вы говорили в начале сентября, что хотите писать по его военной лирике…

— Да, — ответила Ксюша, — и мы обсуждали даже тему — образ дома, вы сказали мне ознакомиться с работами, которые уже есть…

— И что же, как успехи? Удалось разобраться с этим — и остальными проблемами?

— Проблемами?.. У меня, кажется, и не было их…

— Как же? — удивился Холмиков. — А разве не вы подходили ко мне пару дней назад и спрашивали: «Андрей Алексеич, как вам удаётся всё успевать?»

— Я… Да, я спрашивала, но это только чтобы знать, это в идеале…

— Так значит, я для вас идеал? — подхватил Холмиков.

Ксюша как-то вздрогнула — будто хотела что-то ответить, возразить, но не стала — и только тяжело вздохнула.

И вновь на секунду повисла тишина, а затем вновь раздался добродушный смех Холмикова.

— Ну, да бог с ним, лучше скажите, как всё-таки успехи с изучением материала ваших предшественников на этом нелёгком пути?

Ксюша, перебирая в руках исписанные листки, произнесла:

— Мне показалось, что по моей теме, об образе дома, всё уже написано… И о том, какую роль играет дом для ушедших на войну солдат, и про дом как метафору, то есть про Родину, и про сам дом, где люди живут… Думаю, что мне нужно, наверное, писать о чём-то другом…

— Но автора вы менять не имеете желания?

— Твардовского — нет, не хотелось бы менять, я думаю, можно найти тему менее изученную у него…

— Например? — поинтересовался Холмиков.

— Я пытаюсь найти её, но в любом случае — это военная лирика, и получается, что каждое второе стихотворение связано всё с тем же образом дома, и это важно… Правда, у меня есть ещё одна мысль, я думала о самолётах — что, если проанализировать, как повлияло на литературу появление самолетов, как оно отразилось в ней, или же дать некий «взгляд сверху»…