Когда дует северный ветер - [89]

— Много, — ответил он, — очень много! Мне каждое задание казалось трудным.

Уже самая первая фраза увлекла меня. Но вездесущая «старая ведьма» и тут расстроила все мои планы. Выйдя на бреющем полете прямо на наш сад, она вдруг выключила двигатель… У-у-у… з-з-и-и… Ракетный снаряд, рванувшись из-под ее крыла, просвистел над нами, едва не задев крышу, и разорвался между деревьями метрах в пятидесяти от дома. Мы спрыгнули с гамаков и вышли из подпола — глянуть, что еще надумает «ведьма». Оказалось, это была последняя ее ракета, и она выпустила ее не целясь, прежде чем, дребезжа и завывая, потащиться к большой реке.

В саду опять стало тихо, и тишина эта после взрыва была какой-то особенной. Яснее слышался каждый звук; сквозь шелест деревьев я различал даже шорох подхваченной ветерком палой листвы.

Разговор наш с Фаем прервался, и вернуться к нему было трудно. Гость не спешил назад, к гамаку. Впрочем, прояви я даже какую-то настойчивость, разговора бы все равно не получилось. Фай только счел бы меня бестактным. Хотя «дурные манеры» выказала «старая ведьма» — надо же ей было выпалить в такую минуту! Придется, увы, ждать другого случая. Я оставил Фая в покое. Он стоял и глядел в глубину сада. О чем он думал? Поди догадайся, но отрешенный вид его невольно навел меня на мысль о Мыой, которая столько лет ждала его и сердцем все время была с ним. Конечно же, я не хотел, чтобы он понял, что мне известно о их любви. Да и вообще не желал нарушать его молчание.

Раньше, когда мне рассказывали о Мыой, я постарался мысленно представить ее себе. Но, глядя на ее любимого, я чувствовал, как воображаемый образ этот меняется, ведь теперь и в моих глазах девушка должна быть достойной Фая. А он, наверно, думает о встрече с нею.

Перед нами обоими простирался манговый сад. Деревья прихорашивались, точно пудрой осыпанные мелкими белыми бутонами. Кое-где распустились уже гроздья соцветий и, словно им не сиделось на месте, качались, смеясь и играя с солнечными лучами и временами роняя на землю крошечные лепестки, белевшие между стволами…

— Кто это там? Уж не Фай ли?!

Вернулся Ут До. Завидев гостя, он бегом припустил к дому, с плеча его свисал здоровенный моток веревки.

Глядеть на встречу двух старых друзей было и радостно, и завидно. Фай кинулся навстречу Уту, они крепко обнялись и давай колотить один другого по спине, потом, отстранясь, впились взглядом друг в друга, глаза у обоих покраснели.

— Ну, брат! — кричал Ут До. — Не вернись ты и к этому бою, я б тебя самолично прикончил!

— Сам хорош! Где шлялся с утра? Я тут с тоски чуть не помер.

— Ладно, заходи, попьем чаю. А вечером все тебе расскажу.

Ут До ухватил Фая за руку и повел к дому.

— Знакомьтесь, Тханг. Это Фай, старый мой друг и сосед. Мальцами мы с ним все в войну играли. Один бойцом Вьетминя был, другой — французом, бились с утра до ночи… А это товарищ Тханг. Он раньше в джунглях воевал, сейчас здесь у нас в командировке. Друг Нама.

Из них двоих Ут До был характером погорячее. Он положил руки Фаю на плечи и чуть не силком усадил его в гамак.

— Давай садись! Будем чай пить.

Я снова заварил чай.

— А где Ут Чам? — спросил я.

— Она, как меня отыскала, — сказал Ут До, — побежала к дяде Хаю.

Принеся стул, он водрузил его у торца столика, стоявшего между гамаками, и уселся, расставив пошире ноги. Обрадованный встречей с Фаем, он говорил без умолку:

— Тяу-то, как услыхал, что ты здесь, восхитился. Представляешь, объявил мне: мол, уйдет с тобой в ваши войска поступать.

— Я и сам думал взять его к нам, будет ребят обучать рукопашному бою без оружия.

— Ах так, людей моих сманивать! Убью на месте!

— Ты откуда канат этот приволок? Небось связать меня хочешь?

— А черт, забыл совсем! — Ут сорвал так и висевшую на плече веревку и швырнул ее на землю. — Для вас же стараюсь. Как еще ноги носят?!

Я разлил чай и сказал только:

— Пейте! — Не хотел разговор их прерывать.

— Попей, Фай, чайку, потом тебе все расскажу. С утра с самого за этой веревкой бегал; У меня, брат, опыт есть. В шестьдесят восьмом-то ребята из регулярных войск по «обезьяньим мостам» здесь ходили, как циркачи по канату. Я и подумал сперва: свяжу-ка мостки пошире. Но последнее время самолеты по ночам летают, фотографируют, от вспышек ихних светло как днем. Снимают все больше дороги да мосты. Потом снимки эти сличают, глядят: нет ли каких изменений. Тогда я решил, надо делать разборные мосты. Навяжем щитов бамбуковых и в садах под деревьями спрячем. А как ребята ваши придут, положим щиты на лодки — чем не понтонный мост? Пройдете — разберем да опять спрячем. Вот и маюсь, дух перевести некогда!

Ут До одним глотком выпил чашку чаю.

— Зато, — продолжал он, — все-все готово, только утки еще в поселении остались.

— Что за утки? — спросил Фай.

— Самые обыкновенные, мать их… Один раз уже испортили мне все дело, чуть сквозь землю от стыда не провалился. Представляешь… — Он обернулся ко мне: — И вы, Тханг, послушайте. Весна шестьдесят восьмого, Новый год Земли и Обезьяны. Мы перед самой операцией, чтобы полную секретность обеспечить, всех соглядатаев да шпиков в деревне обезвредили. Регулярная армия пришла, а врагу никто ни словечка, все тихо-мирно. Повел я ночью солдат к месту сбора прямиком через поле, до форта вражеского метров пятьсот было, там ничего не заметили. Ну, думаю, пронесло! Одного не учел я: повел отряд мимо фермы утиной. А там уток этих, китайской породы, не меньше тысячи. Услыхали они шум и давай крыльями хлопать, крякать, метаться. Сами подумайте, тысяча уток! Шум, как говорится, до небес, и не уймешь их, не утихомиришь. Из форта услыхали, понятно, открыли минометный огонь. Ребята из отряда ругали меня на чем свет стоит. Ну, я понимаю — оплошал, не стал спорить. Вот и теперь Тяу на хутор, где Бай Тха живет, пробирается, всех, от кого подвоха ждать можно, предупреждает, чтоб помалкивали. Ухватит ручищами своими за грудки, из человека чуть не дух вон, сразу с ног долой, трясется весь, коленки друг о дружку стучат — как ящерица, когда ей хвост оборвут. Тут, можно сказать, все в порядке. Одна загвоздка — утки.