Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - [11]

Фурман все время представлял себе эту дикую Светку и пытался придумать, что ответить, но тут они неожиданно свернули во двор, и дядя Коля сказал другим голосом:

– Ну вот, Сань, мы уже, считай, пришли.

– Куда пришли? – опешив, спросил Фурман, который до сих пор пребывал в полной уверенности, что они просто гуляют по улицам, а выпьет дядя Коля где-нибудь в скверике.

– Как куда? Ко мне домой. Я же тебе говорил, тут недалеко.

Цепенея от безудержного страха, Фурман машинально сделал еще несколько шагов и слабо уперся в землю. Последний шанс. Вокруг пусто, в окнах никого не видно. Кричать? Кинуть горячими пончиками в лицо? Они уже остыли… Фурман с тоскливым ужасом вдруг осознал, что в беге его тело не сможет ему подчиниться: первая волна страха так ударила по нему, что ноги сейчас просто тряслись от слабости. Работали только губы, и он забормотал:

– Нет, не надо, пожалуйста, я не хочу, я не пойду. Я вас боюсь…

Старый убийца засмеялся и мягко обнял его за плечи, не выпуская бутылок. Так они и вошли в один из ближайших подъездов, и убийца уговаривал его не бояться.

…Затхлый темный узкий коридор (может, это коммуналка? – но все тихо, никого нет), большая душная комната с очень высоким потолком и разномастной обшарпанной мебелью, несемейный дух отдельных вещей. Все запущенно, но довольно чисто. Точнее, пусто.

Хозяин заставил Фурмана присесть на разложенный диван возле закрытого окна, а сам начал суетливо рыться в разных отделениях буфета, бормоча, что, мол, сейчас все будет. В результате этой суеты на темноногом обеденном столе, покрытом старой клеенкой, появились, в дополнение к принесенным с улицы бутылкам и промасленному пакету с пончиками, два граненых стакана, чашка и видавший виды консервный нож с открывалкой для пива и лимонада. Пиво убийца убрал в стоящий в дальнем углу холодильник, а оттуда достал бумажный сверток, в котором оказалась вареная колбаса – судя по всему, «Любительская», – нарезанная толстыми неопрятными кружками. На чистый край колбасной бумаги была выложена также половинка белого батона и небольшой кухонный ножик, почерневший от службы.

Фурману никак не удавалось оторвать глаза от этого старого ножа. Схватив его и несколько раз с силой наугад пырнув им «дядю Колю», он понял, что – нет, не сможет.

Хозяин предложил Фурману сесть поближе к столу и, не стесняясь, угощаться чем бог послал (последний раз в жизни?).

– Ну, Санек, давай – за знакомство!.. – старик жутковато передернулся и через минуту, уже с набитым ртом, добавил: – Хорошо пошла. Сразу полегчало, да?

От вида и запаха жирной розовой колбасы Фурмана замутило. Сделав пару осторожных глотков приторно-сладкого лимонада, он отставил чашку со старым коричневым налетом подальше от края стола и стал медленно запихивать в себя резиновые кусочки еле теплого пончика. Убийца, поморщившись, выпил еще четверть стакана водки, уже более спокойно закусил бутербродом с колбасой и озабоченно спросил, что это Фурман так плохо ест – аппетита нет? Давай-ка, налегай, тебе после больницы надо отъедаться… Он в три укуса сожрал пончик и налил себе еще. Бутылка заметно опустела.

Впереди у Фурмана была беспросветность.

Большие настенные часы с равнодушной покорностью показывали, что до начала кино остается сорок пять минут – целый урок.

Глаза убийцы сыто замаслились, он вежливо рыгнул, закурил папиросу, тоже взглянул на часы и начал убирать со стола, попутно снова заведя разговор на неприличную тему.

Интересно, неужели этот человек потратил деньги на билеты только для отвода глаз? И нарочно не торопился, чтобы точно опоздать на два часа… А какое мне теперь до этого дело? Или вот сейчас, прямо сейчас произойдет – он зарежет меня (а труп куда? – на кусочки и на помойку?) – и пойдет в кино? Один? Или на второй билет найдет еще одного бедного дурака-мальчишку?.. И с ним все повторится так же, как со мной? Господи, о чем я думаю в свою последнюю минуту?! Мне нужно попрощаться со своими родными! Как хорошо, что они не знают, где я и что со мной…

Мужчина, не прекращая своей болтовни, отвел побелевшего дрожащего мальчика к дивану, усадил его на краешек и, подвинув стул, сел перед ним. Прямо за спиною у мужчины оказался старый одежный шкаф с огромным печальным зеркалом. Мужчина спросил, большая ли у мальчика игрушка, но ему пришлось пояснить ругательным словом, что он имеет в виду. Он попросил разрешения взглянуть, заставил мальчика подняться и, с бережной настойчивостью преодолев его слабое сопротивление, – мальчик тряс головой и загораживался руками, – расстегнул и приспустил с него штаны вместе с трусами. Увиденное немного разочаровало мужчину. Он грубо попытался вызвать у мальчика возбуждение, но это у него не получилось.

Мужчина был озадачен и с легким подозрением спросил, не болен ли мальчик, часом. Отвечать нормально мальчик не мог, ему явно было нехорошо, и мужчина, зачем-то взглянув на часы, сказал, чтобы он не боялся: ДА НЕ СДЕЛАЮ Я ТЕБЕ НИЧЕГО ПЛОХОГО! ЧЕГО ТЫ ТРЯСЕШЬСЯ?

Однако он не разрешил мальчику одеться, а заставил его прилечь на диван, подложив ему под голову старую жесткую подушечку. Затем мужчина тоже забрался на диван с ногами, занял место у стенки и велел мальчику повернуться спиной. НЕ БОЙСЯ! ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО.