Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - [10]

Троллейбус, потом трамвай… Конечно, было бы правильно на всякий случай запоминать дорогу, но, безнадежно отделенный от всех других людей хрупким стеклом своей жертвенной тайны – «СОПРОВОЖДАЮ УБИЙЦУ» – и поминутно соскальзывающий в беспросветно черный туннель ближайшего будущего, Фурман мог совершать лишь простые механические движения: шевелить ногами, кивать, цепляться за поручень. Ему не удавалось даже заставить свои ноги как следует реагировать на трамвайную тряску, и они смешно подгибались в неподходящие моменты, так что он чуть не падал. В скорбном молчании, но уже не пряча взгляда, он расставался с теми соседями по вагону, кто, наверное, еще мог бы попробовать его спасти: крупным бородатым мужчиной в яркой гавайской рубахе навыпуск, скромным парнем спортивного вида, двумя толстыми подполковниками с набитыми портфелями, – и прощал им всем то, что они ничего не замечают рядом с собой и ни о чем не догадываются. В конце концов, это он сам так решил. Благодаря этому все они будут живы и смогут вернуться домой, к своим родным. Вот они выходят один за другим, а он – маленький глупый беспомощный мальчик – остается прикрывать их отход, как в бою, – и неизвестно, увидят ли его еще когда-нибудь мама и папа. Как они вообще узнают, куда он делся?.. Нет, лучше об этом не думать.

Пока что ничего страшного не происходило: они действительно добрались до кинотеатра, зашли в кассу – на двухчасовой сеанс, конечно, опоздали, и, несмотря на слабые предложения Фурмана по этому поводу разойтись, дядя Коля купил на свои деньги два билета на четыре часа. (Фурман при этом тупо подумал, что лучше бы он взял его трешку да и отпустил бы его…)

Времени впереди было еще навалом, и дядя Коля сказал, что надо бы перекусить. Фурман решил, что он имеет в виду здешний буфет, но они вышли из кинотеатра и отправились на поиски чего-то другого. Зайдя в продуктовый магазин, дядя Коля приобрел четвертинку водки («Алкаш проклятый! Впрочем, этого следовало ожидать…»), одну бутылку пива (от второй Фурман презрительно отказался), бутылку лимонада «Буратино» и – еще чуть дальше по улице, в дымящемся и пахнущем подгоревшим маслом ларьке – большой пакет свежеиспеченных пончиков без сахара. Пакет досталось нести Фурману. На бумаге сразу начали проступать жирные пятна, пончики были просто раскаленные, и пакет приходилось все время перекладывать с руки на руку.

Дядя Коля со странной целеустремленностью продвигался по улице вдоль трамвайных путей. Сделанные покупки, казалось, привели его в благодушное настроение, и Фурмана это немножко радовало. В голову ему пришла развеселившая его дурацкая мысль: не станет же людоед есть меня вместе с пончиками?..

Дядя Коля вдруг спросил:

– Ну как, Сань, бабы-то у тебя были уже?

Фурман даже не разобрал, о чем вопрос:

– Что?

– Я говорю, с бабами уже имел дело? Ну, девка-то у тебя есть, наверное? Ебешься с кем-нибудь?

ГОСПОДИ, ЧЕГО ОН ОПЯТЬ ПРИСТАЛ?! ЧОКНУТЫЙ!

Дядя Коля сказал, что живет он один, жена от него ушла, – приходится как-то перебиваться. В общем, бабы – они ведь и есть бабы, так, Сань? Понимаешь, о чем я говорю? Ухватываешь суть? Я вижу, ты понимаешь!.. Но, конечно, бывают и среди баб исключения. Вот дяди Колина дочь, Светкой ее звать, – это девка что надо. Ей и лет-то еще не много, но все, что бабе положено иметь, все уже при ней – и тут, и тут… Надо будет, кстати, тебя с ней познакомить. И характер у нее такой, общительный. Живет-то она отдельно, с матерью. Приходит иногда навестить меня. Но озорная девка! Веселая! С ней не соскучишься. А на язык остра! Бывает, придет ко мне, а у меня ребята сидят, ну, знакомые мужики, со двора, – они, конечно, сразу к ней клеиться, слово за слово, смотришь – она уже одного приложила, он аж красный сидит, второго… – обхохочешься! Бой-девка, никого не боится! В споре ни одному мужику не уступит! Но так-то она добрая, даже слишком… – Дядя Коля вдруг помрачнел и какое-то время шел молча.

– Тебе, Сань, сколько лет-то будет? Шестнадцать небось стукнуло уже?

Польщенный Фурман признался, что ему еще только тринадцать недавно исполнилось, и спросил наконец, а куда они идут? Дядя Коля отмахнулся.

– Тринадцать, значит. Ну, моя-то Светка немного постарше, пятнадцать ей…

Дядя Коля решил поделиться с Фурманом своими отцовскими заботами, чтобы тот, выслушав, посоветовал, как ему быть: оказалось, что Светкина общительность и доброта явно переливаются через край, гранича уже с какой-то бабской ненормальностью. Даже мать ее, уж на что дура, корова, сука жадная, но с этим делом у нее было все в полном порядке, без вопросов. По крайней мере раньше. Как сейчас, не скажу – честно, не знаю. Вроде, говорили, ходит к ней один мужик, слесарь из ихнего дома… Ну и трах-тах-тах. А эта пигалица, Светка, она со всеми дяди Колиными друзьями уже успела того… прокрутить. Переспала, значит. И даже не по одному разу! Но это бы еще ладно. Это свои мужики, они не обидят. Гораздо более серьезное беспокойство у отца вызывало то, что она вообще дает всем, кто ни попросит. Причем не то что за деньги или, там, за шмотки, – а просто так! Я уж и не знаю, может, из жалости или из какого бабского интереса – кто их, баб, разберет… Как тут быть, что делать – ума не приложу. А ты что посоветуешь, а, Сань? Надо тебя, конечно, с ней познакомить…