Китовый ус - [91]

— Вай, вай, вай! — мотает головой таксист. — Так мог сказать только человек, который не уважает нашего дядюшку Сандро! Вы обнимались и плакали при прощанье, ты друг, но не знаешь наших обычаев. Нельзя дарить дареное. Вези в Москву, дорогой, каждый день там будешь вспоминать дядюшку Сандро!

В доме отдыха нового хозяина едва пускают в корпус с Васькой, который сразу же, как только оказывается в комнате, становится на коврик перед кроватью и делает лужицу — она долго большой серебряной каплей лежит на ворсе. Тут в комнату входит сосед хозяина, старый, скрипучий бухгалтер из Омска, то ли из Томска, начинает рассуждать о том, что в спальных помещениях домов отдыха держать животных нельзя, так как это не разрешено.

— Его мне друг подарил, понимаете, на память подарил. Могут же быть какие-то исключения из общих правил? — объясняет ему новый хозяин. — Я послезавтра уезжаю.

— Есть исключения, но они всегда подтверждают основной принцип любых правил. Однако это отнюдь не исключение, а прямое их нарушение.

— Я послезавтра уезжаю, можете вы это понять?

— Уезжайте хоть сегодня, но порядок есть порядок.

Пока они препираются, Васька наивно рядом с лужицей украшает коврик небольшой сливой.

— Вот видите, к чему это привело? — торжествует бухгалтер. — Вы развели антисанитарию, у него, должно быть, еще и блохи есть!

— Какие там блохи, — сердито отвечает хозяин, наклоняясь с газетой над сливой.

— Не говорите, не говорите, все может быть. Вы же не показывали его ветеринару?

— Может, вы еще скажете, что я и справку сейчас должен вам предъявить? — кипит хозяин.

— Мне можете не предъявлять, но иметь ее должны.

Хозяин хватает Ваську под брюхо, прижимает к себе и выскакивает из комнаты. Навстречу уже идет женщина в белом халате, важным видом своим она как бы несет распоряжение директора — немедленно запретить проживание собаки в спальном корпусе. Хозяин сердито отвечает, что он уже выполняет его, спускается вниз, находит за кухней ящик, ставит его набок, а поскольку ночи еще холодные, устилает дно сухой прошлогодней травой. Васька всю ночь дрожит и скулит в этой будке.

Затем во двор дома отдыха опять приезжает такси, только другое, хозяин выходит с вещами. Васька ждет что он возьмет его с собой или отвезет к прежнему хозяину, но тот оправдывается перед отдыхающими.

— Я бы взял его, жене позвонил, а она против. Зачем же я буду везти его в Москву? Может, кто-нибудь возьмет щенка, товарищи? У меня нет времени, я бы сходил в поселок, попросил бы кого-нибудь взять. Это очень хороший щенок, охотничья порода — русская гончая…

— Ладно уж, уезжайте, на поезд еще опоздаете, — недружелюбно говорит ему пожилая женщина. — Сделала глупость, а теперь хотите, чтобы за вас кто-то ее исправлял…

— Честное слово, товарищи, я бы с удовольствием но что поделаешь?..

— Вообще-то безобразие с этими собаками. У нас вот выводят по утрам в детские песочницы, они там гадят. А недавно вижу: идет дама с болонкой на руках, а рядом ребенок идет и плачет, на руки просится. Да что же это такое, а? Для нее болонка дороже собственного ребенка, что ли? — помнит Васька раздраженный мужской голос.

— Многие сейчас вместо ребенка собаку заводят, для забавы, — добавляет пожилая женщина. — Надоела — продали или выгнали…

— Да мы что, не прокормим его здесь, что ли? Прокормим! Поезжайте! — успокаивает хозяина молодой парень. — Пусть в доме отдыха будет своя собака.

Хозяин усаживается в машину и уезжает, Васька делает два-три неуверенных шага за ней и останавливается, стоит один, посреди пустынной бетонной площадки перед домом отдыха.

От тоски, которая нахлынула на него, сжала все его существо, Васька проснулся. Нет, это был не сон, он не спал, вспомнил, как все было.

Море к вечеру взбудоражилось, волна пошла покрупнее, но корабля не было слышно. Положив морду на лапы, Васька припоминал всех, кого мог бы за эти месяцы назвать своим хозяином. У него много было знакомых среди отдыхающих, он вилял хвостом, что поделаешь, здесь перед каждым. Недели две он дружил с молодыми супругами. Они дикарями отдыхали, поставив на берегу палатку. Потом он пристал к компании рыбаков — те ранним утром уходили в море, ловили ставриду возле Акульего каньона. Наловив две-три сотни ставрид, они возвращались, жарили их на большой сковородке, варили уху на пляже, угощая всех желающих, даже коптили рыб в железной коробке, бросив в него предварительно щепотку березовых опилок. Однажды попытались ради интереса коптить на иголках пицундской сосны, однако из этого ничего не вышло — ставрида получилась такая горькая и невкусная, что Васька, когда ему отдали рыбу, обиженно отошел от них. Они вскоре, как и все другие хозяева, тоже уехали…

Не уехал только один из хозяев — этот собирал по утрам пустые бутылки. Он учил Ваську искать их, называя бутылки почему-то грибами — беленькими из-под водки, подосиновиками или челышками из-под красного и подкипарисничками — из-под сухого вина. Свинушками у него были битые бутылки, и он, рассердясь, мог даже ударить, если такие отыскивались. Васька возненавидел винный запах, не хотел искать бутылки, и этот хозяин, к счастью, прогнал его за полнейшую бездарность в своем деле. Гоняясь за ним с палкой, он кричал Ваське, что во Франции даже поросята умеют искать трюфеля…