Китовый ус - [84]
На лыжне, когда уже остаются последние сотни метров, впереди, на снегу, опять что-то вспыхивает, взбивает снежную пыль, и она, посверкивая, оседает. «Мышь увидела меня и закопалась в снег? Зверек, птица?» Нет никакой птицы в небе, сходит с лыжни — нет никакой норки, только едва-едва различает на снегу очень неглубокую, с неровными краями яму-корытце. Таких корытцев, снежных свеев много. Это был мгновенный, маленький вихрь — поэтому он и увидел лишь оседание искрящихся снежинок.
Не дает покоя мысль: он это уже видел где-то, но там не было снега, не снег тогда был… И вспоминает: в прошлом году он туристом ездил в Италию, в миланском Дуомо поет в воскресенье хор мальчиков, их удивительные голоса звучат так, что у него дрожит кожа, и он, подняв голову вверх, видит, как под куполом сверкают, переливаются из цвета в цвет как бы овеществленные частички чистоты. Странный явился ему тогда мираж, странная возникла сейчас ассоциация…
«Какая же прекрасная зима в нынешнем году!» — думает он на последнем спуске. Когда это было, чтобы снег и морозы держались несколько месяцев, когда это было, что солнечный день — явление обычное, само собой разумеющееся? Нет, поездка в «Борки» удалась, конечно, прокурил он на несколько сроков вперед комнату, хозяйка коттеджа Марья Егоровна безуспешно ему, так сказать, намекала: «Негатин — такая гадость». Но хлеб не зря тут ел. Он понял, что в эти дни почувствовал так сильно гармонию в своей душе, в окружающих людях, во всем мире, в природе. Хорошо, что приехали к нему жена и сын, особенно сын, который впервые увидел во всей красоте настоящую русскую зиму. Шанину кажется, что и он не видел, а если видел, то не обратил тогда внимания… А уж эта расстаралась…
Редкая была зима в том году, как золотая свадьба редкость. А свадьбы ведь бывают, читал он в каком-то болгарском журнале, — ситцевые, деревянные, цинковые, медные, жестяные, никелевые, стеклянные, фарфоровые, серебряные, жемчужные, полотняные, алюминиевые, рубиновые. Да каких только свадеб не бывает! Один его товарищ говорил, что совсем недавно побывал на одной — в северной деревне, и свадьба эта называлась совершенно неожиданно — свадьба с колбасой… Но и золотые — не предел, они вроде бы как для пожилого возраста, после них идут бриллиантовые, железные, благодатные и венец всему — коронная свадьба, ею отмечается семьдесят пять лет совместной жизни!
И теперь, вспоминая зимнюю сказку, россыпь бриллиантов на поле, хочется Шанину назвать эту зиму бриллиантовой. Бриллиантовой потому, что еще будут коронные зимы впереди у всех нас…
РЕКС
В школе для молодых пограничных собак Рекса поместили в большую клетку с выгулом, огороженным досками и густой сеткой из стальной проволоки. Здесь было скучно и тоскливо, совсем не так, как с матерью — овчаркой Пальмой, братьями и сестрами. В клетке матери было интересно и весело. Там они, неуклюжие и косолапые, затевали разные игры, нередко дело доходило до драки. Пальма, добродушно ворча, вмешивалась в возню, и забияки получали по загривку. Хватала не больно, для острастки.
Еще интереснее было на прогулках. Они резвились в высокой траве на лесной поляне. Там все было просторным и радостным — яркие цветы, веселое стрекотанье кузнечиков, а запахи… А гоняться друг за другом, мчаться наперегонки?! И пусть при этом путаются лапы в траве и получается не бег, а сплошное кувырканье, — пусть, так еще веселее.
Здесь ничего подобного не было. Рекс день за днем лежал в будке и тосковал по беззаботной щенячьей жизни. Раз в день выводят на прогулку. Но что это за прогулка! Заходит строгий, всегда чем-то недовольный солдат, надевает новый жесткий намордник и на коротком поводке выводит во двор школы. Несколько кругов по двору рядом с солдатом, который все время прикрикивает «к ноге!», — вот и все удовольствие.
Рядом, за досками, скулят и рычат такие же молодые собаки, как он. Ночью поднимают многоголосый вой, и Рексу становится жутко — сколько врагов! А во дворе они, увидев Рекса, злобно лают, рвутся к нему, и он тоже готов броситься на них, если бы не этот ненавистный намордник!
Он с каждым днем сильнее чувствовал свое одиночество и становился злее. Иногда тоска его сменялась яростью, у него вздымалась на спине шерсть, и он бросался на стальную сетку и грыз ее.
Конечно, он не понимал, что у них, будущих пограничных служебно-розыскных собак, развивали злобность.
Однажды на прогулке он увидел Пальму — она прыгала через барьер, выполняя команду проводника. Радостно скуля, он рванулся к ней с такой силой, что солдат выпустил поводок. А Пальма… Она равнодушно перемахнула через барьер. Он обогнул препятствие, но тут ее проводник что-то крикнул, и мать угрожающе лязгнула зубами. Рекс отпрянул от нее.
Подбежал его вожатый, резко дернул за поводок — Рекс проехался на лапах. Поджав хвост, он послушно пошел рядом с ним. Но в клетке, когда солдат грубо сдернул с него намордник, он едва не укусил обидчика за руку.
Как-то перед клеткой остановился незнакомый пограничник. Следя за каждым его движением, Рекс угрожающе рычал. Но незнакомец, не обращая на это никакого внимания, присел на корточки перед сеткой и, улыбаясь, говорил:
