Китай - [296]

Ответ нашелся однажды вечером.

Внутри осажденных посольств женщины занимались двумя видами шитья. Во-первых, они шили мешки, чтобы насыпа`ть песок и укреплять стены и баррикады. В ход шла любая ткань, какую они только могли раздобыть: мешковина, старые рубашки, панталоны – все, что можно было перешить в небольшой мешок размером с наволочку, наполнить землей и зашить прочными нитками. Во время дождя из этих импровизированных мешков с песком на землю вытекала серая жижа, и они часто лопались. Мешки постоянно нужно было менять, и Эмили помогала другим женщинам пополнять их запас. Однако им предстояло еще одно, более мрачное занятие: простыни, в которых захоранивали погибших.

Гробов не было, только саваны, которые шили на скорую руку из подручных материалов. Похороны устраивали после наступления темноты, когда было прохладнее и огрехи в изготовлении саванов не были так заметны.

В ту ночь хоронили двоих. Она с Генри стояли у импровизированной могилы. Один покойник – маленький человечек, аккуратно закутанный в саван, и его вид напомнил Эмили о мешках с песком. А второй был высоким, и саван оказался слишком коротким, из-под него торчали босые ноги. Как Эмили ни старалась, она не могла отогнать мысли об отце и все спрашивала себя, скоро ли будет его хоронить и что будет делать, чтобы прикрыть его ноги, если саван окажется слишком коротким. Ее душили слезы. Когда они вернулись, Эмили пошла убедиться, что Том спит. Выйдя из комнаты Тома на лестничную площадку наверху, она услышала тихий голос отца:

– Как долго продержимся?

Макдональд ответил:

– При нынешнем уровне истощения к концу месяца не останется ни одного солдата.

– А боеприпасы?

– Примерно то же самое. До конца месяца.

– Что ж, у наших спасителей есть еще немного времени. Кстати, сегодня днем я слышал какую-то возню у стен французского посольства, – сказал ее отец. – Полагаю, лучше упомянуть об этом.

– Думаете, китайцы делают подкоп, чтобы заложить взрывчатку и подорвать стену?

– Меня бы это не удивило.

– Меня тоже. Доброй ночи.

Эмили быстро на цыпочках прошла в свою комнату. Она задумалась, стоит ли рассказать об этом Генри. Во всяком случае, не сейчас. Казалось, он спит. Но тут он открыл один глаз.

– В чем дело? – спросил он.

– Ни в чем, – ответила она, надеясь, что муж снова заснет.

– Эмили… – Он сел. – Скажи мне, пожалуйста.

Она передала Генри все, что слышала.

– Остается только молиться.

– Бог не оставит нас. – Он улыбнулся, а потом твердо добавил: – Но одно я знаю наверняка. Единственное, что действительно имеет значение, – то, что воля Божья будет исполнена.

Это ее немного утешило. По крайней мере, она так считала.

Трейдер подготовил свою семью к тому, что должно было произойти.

– Наши войска уже в пути, – объявил он родным. – По мере их приближения Цыси, пытающаяся нас выгнать, будет бесноваться все сильнее. Она надеется, что если мы уйдем или нас перебьют, то можно будет просто закрыть городские ворота и объявить нашим войскам, что спасать больше некого. Я говорю это, чтобы во время следующей серьезной атаки вы ясно понимали, что она означает. Это будет отчаянная последняя попытка прорваться сюда раньше, чем удастся снять осаду. Если мы сможем просто продержаться – придет помощь, и мы все будем спасены, включая новообращенных, если Бог даст.

Прошло десять дней, китайцы подошли поближе, огонь велся бессистемно, и время от времени в подземных туннелях доносился слабый стук кирок и лопат. Хотя определенных новостей у них не было, Трейдер не сомневался, что их войска уже совсем близко.

Поэтому, когда на рассвете в пятницу, тринадцатого июля, начался мощный обстрел, Трейдер сказал дочери:

– Началось. Мы почти дотерпели. Последний бой – и наши ребята прорвутся.

Весь день пушки Круппа обстреливали Фу. Вокруг новообращенных загорались и рушились невысокие здания с черепичными крышами. Южнее позиции на городской стене еще держались. На севере китайцы пытались проникнуть в британское посольство через разрушенную библиотеку. В четыре часа дня на невысокой колокольне, где вешали объявления, начал бешено звонить колокол – это был сигнал, посольства подверглись нападению со всех сторон, и каждый должен защищаться как может.

Эмили умоляла мужа не делать этого, но Генри все-таки отправился в Фу. Они с отцом и Томом стояли в холле резиденции Макдональдов. Леди Макдональд и ее дочери находились в дальней гостиной. Трейдер держал в руке револьвер «уэбли». Он взглянул на Эмили. Она кивнула и вытащила маленький пистолет, который дал ей отец.

– У тебя шесть выстрелов. Используй пять пуль… – тихо сказал он и бросил взгляд на внука. – Не волнуйся, мой мальчик. Они не прорвутся так далеко, а если и прорвутся, то мы с ними разберемся.

Том, одновременно испуганный и взволнованный этим зрелищем, был бледен, но храбро смотрел вперед.

– Молодец! – одобрительно произнес Трейдер.

И тут раздался новый звук. Боевой клич, подхваченный тысячей глоток, кажется, заполнил все пространство вокруг них:

– Ша! Убить! Ша! Ша! Ша!

Грохотали орудия Круппа и небольшие пушки, раздавались выстрелы и чьи-то крики. Бог знает сколько мужчин, судя по звуку, дрались врукопашную. Вбежал немецкий солдат, зовя Макдональда.