Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.) - [29]
Необходимо заметить, что поездка в Лион требовала существенных материальных затрат[337], предварительных политических и межцерковных согласований, сопроводительных и подтвердительных грамот. Осуществить такое путешествие можно было только в том случае, если поездка была санкционирована светскими властями, а личность и полномочия Петра как действующего главы русской митрополии не вызывала у принимающей стороны возражений и сомнений. Кроме этого старания «изгнанного» митрополита вполне вписывались в политические усилия, как Михаила, так и Даниила, искавших военную помощь в Западной Европе. А значит, Петр не был «нареченным митрополитом» и уж тем более самозванцем.
Никак не проявив себя во внутрицерковной жизни Руси, новый митрополит оказался замечен и даже в чем-то успешен на дипломатическом поприще. Его участие в Лионском соборе, возглавленном папой, имело большое значение, как для латинян, так и самих русских. Кроме этого вопрос о вторжении монголов был поставлен вторым в повестке дня собора[338]. Все это позволяет говорить о Петре, как об опытном дипломате. А.В. Карташев полагал, что основной миссией Петра, пребывавшего в Европе, был поиск политических и военных союзников для борьбы с монголами[339]. Опасность этого нашествия осознали не только на Руси, но и во всей Восточной и Южной Европе. Действительно, пространные описания ужасов монгольского нашествия, отраженные в записях Матвея Парижского, дают основание полгать, что источником этих сведений могли стать как доклады венгров, так и рассказы киевского «архиепископа».
О том, что на Руси в среде знати и духовенства присутствовали особые надежды на военную поддержку европейцев подтверждают записи Плано Карпини. Описывая свое возвращение в 1249 г. из Орды, он в следующих словах характеризует свои встречи и беседы с Даниилом Романовичем, его окружением, южнорусскими иерархами и боярами: «Даниил и Василько, брат его, устроили нам большой пир и продержали нас против нашей воли дней с восемь. Тем временем они совещались между собою, с епископами и другими достойными уважения людьми о том, о чем мы говорили с ними, когда ехали к Татарам, и единодушно ответили нам, говоря, что желают иметь Господина Папу своим преимущественным господином и отцом, а святую Римскую Церковь владычицей, и учительницей, причем подтвердили все то, о чем раньше сообщали по этому поводу чрез своего аббата, и послали также с нами касательно этого к Господину Папе свою грамоту и послов»[340].
Тем не менее, при всех достижениях галльской миссии русского митрополита проблема того, почему же имя Петра не вошло в список киевских первосвятителей, остается неразрешенной.
Исключение Петра Акеровича из перечня русских митрополитов могло объясняться рядом причин. Во-первых, избрание Петра, с точки зрения византийского канонического сознания, было небезупречно, потому что оно совершилось без согласования с Никеей. Во-вторых, есть основания полагать, что поставление Петра произошло в «узком кругу» епископов без созыва собора всех русских архиереев, что лишало нового митрополита легитимности и безусловного авторитета в глазах местного епископата. В-третьих, митрополит Петр был фактически замешан в заговоре против монголов. Подобные дипломатические сношения с Европой, по всей видимости, не оказались незамеченными монголами. Поставивший его князь Михаил вскоре был казнен за неповиновение и неуважение к ханам. В церковной житийной традиции «убиение» Михаила Черниговского связывается с отказом князя поклониться языческим богам и соблюсти определенные священные ритуалы[341]. Однако нельзя исключать того, что гибель Михаила была обусловлена в том числе и политическими обстоятельствами, раздражавшими монголов. Положение Петра могло усугубиться и тем, что к 1243 г. Михаил утратил власть над киевским великим княжением, которое волей монголов перешло в руки Ярослава Всеволодовича. Учитывая, что канонические права Петра гарантировались исключительно его патроном, с падением власти, а несколько позже и смертью Михаила, и утверждением великокняжеского достоинства за лояльным к монголам Ярослава, участь архиепископа была предрешена. Поэтому возвращение данного митрополита на Русь и признание за ним прав на кафедру влекли гнев кочевой империи. В таких условиях исчезновение Петра на просторах Галлии кажется вполне закономерным. В какой-то мере судьба этого предстоятеля во многом повторила судьбу одного из его предшественников, Климента Смолятича, жизнь и права которого также оказались обусловленными интересами княжеских семей и превратностями политической фортуны
