Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.) - [18]
Очевидно, что распространение самого христианства на Руси в эпоху князя Владимира было заслугой, не столько прибывшей на Русь высшей церковной иерархии, усилия которой на проповедническом поприще более чем сомнительны, сколько самого великого князя. Данная точка зрения уже давно утвердилась в историографии. Вместе с этим хотя бы и косвенное участие киевского иерарха[193] в распространении евангельской проповеди было бы несправедливо отрицать. К тому же глава киевского диоцеза не мог не участвовать в рукоположении архиереев и духовенства.
Административное устройство Киевской Руси времени Владимира Святославича и его предшественников обладало особой спецификой: значительная часть территорий государства находилась если не в условной, то, по меньшей мере, ограниченной зависимости от Киева и его правителей. Существовавшая ситуация находила отражение и в ограниченной территории полюдья[194], и в постоянной необходимости каждого нового правителя «матери городов русских» завоевывать территории, которые, казалось бы, уже были покорены его предшественниками. В сложившихся условиях епископские кафедры и храмы выступали зримыми символами великокняжеской власти на этих землях. Вероятно, прежде такую функцию выполняли создававшиеся во времена «языческой реформы Владимира» капища. Однако в отличие от прежних языческих символов великокняжеской власти, устанавливавшихся за пределами городских стен[195], христианские храмы строились внутри них. Данное обстоятельство, наверное, и спровоцировало новгородский мятеж 991 г., разразившийся после прибытия на берега Волхова епископа Иоакима Корсунянина[196]. Таким образом, миссионерская деятельность первых русских первосвятителей была тесно связана с процессами укрепления великокняжеской власти. С некоторой долей условности предпринимавшиеся усилия можно квалифицировать и как меры, способствовавшие консолидации древнерусских земель.
Поездки митрополитов в Киевской Руси могут считаться редким явлением[197]. При этом перемещения, обусловленные не церковными, а политическими интересами, занимают в череде архиерейских путешествий крайне ничтожный процент. По сути дела, в домонгольской Руси зафиксирован только один случай путешествия митрополита из Киева в Новгород (1135). Целями поездки были снятие церковного интердикта и преодоление возникшего между Новгородом и Суздалем конфликта[198]. Обозначенный сюжет получил освещение и анализ в диссертации П.И. Гайденко[199]. Однако автор сосредоточил свое внимание на внутрицерковной стороне этой истории. Вместе с этим проблема видится более сложной. Такое путешествие не могло быть осуществлено без помощи княжеской власти. Поэтому здесь необходимо искать корни не только во внутрицерковных противоречиях, но и противоречиях между Киевом и Новгородом, а также Киевом, Новгородом и Суздалем.
Участие митрополитов в примирении враждующих сторон одно из интересных явлений церковно-политической жизни домонгольской Руси. Это объясняется существенными отличиями реалий затрагиваемых исторических эпизодов от более поздних конфликтов XVI–XVII вв., в которых архиереи, как правило, занимали сторону «центрального правительства», и их усилия в преодолении противостояний имело целью не столько примирить враждующие стороны, сколько склонить одну сторону в пользу другой. В условиях Киевской Руси ситуация видится более сложной. Во-первых, большая часть конфликтов была порождена внутренними противоречиями в правящей княжеской династии. Во-вторых, роль митрополитов в примирении сторон оказывалась более чем неоднозначной. Летописание запечатлело четыре случая участия митрополитов в подобных ситуациях.
В 1097 г. митрополит Николай примирял Владимира Мономаха со Святополком Изяславичем и киевлянами[200]. В церковной историографии киевскому иерарху отводилась едва ли ни ведущая роль в совершенном примирении[201], однако реконструкция событий, проведенная П.И. Гайденко, позволила увидеть более сложную и интересную ситуацию[202]. Не сумевший покинуть Киев, митрополит был вынужден подчиниться воле горожан и против своего желания вошел в состав посольства к Владимиру. Однако, как справедливо заметил исследователь, тем самым был создан прецедент участия русского первосвятителя в подобном конфликте.
Второй случай примирения в 1101 г. враждующих князей также связан с именем этого митрополита, вступившегося перед великим князем Святополком за Ярослава Ярополчича[203]. На этот раз, если верить летописанию, первосвятитель сам пожелал стать посредником.
Третий пример участия киевского архиерея в межкняжеских и княжеско-городских противоречиях — уже рассматривавшееся путешествие в 1135 г. митрополита Михаила в Новгород, которое, судя по всему, едва ли можно рассматривать в качестве успешного. Поэтому неудивительно, что в противостоянии того же года между Киевом и Черниговом примирителем враждовавших сторон стал уже не митрополит, а новгородский епископ Нифонт
