Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.) - [15]
Не менее важны результаты работы М. Полубояриновой по изучению археологического материала в контексте деятельности иноконфессионального населения Сарая[160]. Они позволяют увидеть состояния Сарайской епископии и некоторые нюансы местной религиозной жизни, которые прежде не привлекали внимание исследователей. Например, следы проживания и захоронения местных христиан (нательные крестики и иконки, т. е. предметы личной религиозности) локализуется крайне небольшим ареалом. Столь же неоднозначны и не допускают широкой интерпретации обнаруженные учеными остатки богослужебной утвари, представленной единичными находками. В итоге, результаты исследований этого археолога подводят к выводу о том, что миссионерская и богослужебная жизнь Сарайской епископии в традиционной историографии значительно преувеличена.
Подводя итог источниковедческому обзору, можно заключить, что привлеченный к исследованию комплекс источников позволяет произвести реконструкцию деятельности русской церковной организации в первые десятилетия монгольского господства и определить место митрополита в русско- и церковно-ордынских отношениях изучаемого периода.
Глава 1.
Положение русского митрополита в дипломатической практике домонгольской Руси
1.1. Русская церковная иерархия в княжеских междоусобицах середины XII — первой трети XIII вв.
Межкняжеские усобицы домонгольской Руси — тяжелый и одновременно естественный и даже закономерный этап в истории нашего отечества. Отразив собой сложные процессы разрастания правящего рода, усложнение межкняжеских родственных и военно-экономических отношений, они были порождены множеством обстоятельств. Главным из них необходимо считать усложнение социальных отношений, вызванное повышением роли городских вечевых структур, а также обострением межсоциальных и этнических конфликтов[161].
Своеобразие политического устройства древнерусского государства и общества накануне монгольского нашествия придало политическим связям этого периода настолько необычные черты, что отождествить государственную организацию этого периода с современным пониманием государства крайне трудно. В итоге в историографии на настоящий день отсутствует единство в определении типа той формы государственности, с которой приходится иметь дело на Руси в середине XII — первой трети XIII вв. Именно поэтому представляется важным определиться с тем, что понимать под дипломатическими отношениями и междоусобицами на Руси в обозначенный период.
Сформулированная проблема отчасти была разрешена в исследованиях В.Т. Пашуто, А.Н. Сахарова, М.Б. Свердлова, А.В. Назаренко, Н.Ф. Котляра, а в отношении западнорусских земель в работах А.В. Майорова[162]. Даже если оставаться на точке зрения А.В. Назаренко, увидевшего в политическом устройстве Руси исследуемого периода не распавшуюся державу, как это представлено в работах Б.Д. Грекова, Б.А. Рыбакова и И.П. Ермолаева[163], а государство в форме братского совладения[164], то приходится признать, что такое родственное соуправление ничуть не ограничивало прав князей и городов в сфере международных отношений. Все они могли выступать в качестве равноправных субъектов международного права (насколько этот термин вообще применим к реалиям древнерусской и современной ей европейской действительности). С середины и второй половины XII в. значительная часть земель и городов Руси выступали силой, самостоятельно решающей свои внутри- и внешнеполитические задачи: выбор князей, избрание епископа, участие в различных междоусобных и европейских конфликтах, призвание военной помощи и т. д. Кроме этого внутреннее политические устройство древнерусских центров имело региональные особенности, порой принципиально, отличавшие политические структуры различных княжеств. При этом наличие епископской кафедры придавало городам и князьям этих земель высокий внутрирусский и международный статус.
Вся перечисленная совокупность условий сформировала на Руси несколько типов земель. М.Б. Свердлов различил три основных варианта: 1) «монархическая княжеская власть»; 2) «средневековая республиканская структура», определяемая выборами властных институтов и должностей города и регламентированная договорными отношениями в том числе с княжеской властью; 3) южнорусские и юго-западные княжества с приблизительным «равенством» власти князей, боярства и города[165]. В итоге внутрирусские межкняжеские, меж- и внутригородские отношения нередко выстраивались так, как если бы их участники были жителями не одного, а различных государств. Некоторые земли действительно обладали широкой политической автономией. В возникших условиях значительная часть усобиц между князьями и городом или же между соперничающими княжествами или землями может быть рассмотрена в контексте дипломатических отношений. При этом следует отметить, что одна из ключевых ролей в развивавшихся конфликтах, и в подобных дипломатических отношениях соответственно, отводилась церкви. Как правило, ей определялось место своеобразного и «беспристрастного» посредника, либо полномочного представителя одной или нескольких сторон.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Работа посвящена одной из актуальных тем для отечественной исторической науки — Второй пандемии чумы («Черной смерти») на территории Золотой Орды и прилегающих регионов, в ней представлены достижения зарубежных и отечественных исследователей по данной тематике. В работе последовательно освещаются наиболее крупные эпидемии конца XIII — первой половины XV вв. На основе арабо-мусульманских, персидских, латинских, русских, литовских и византийских источников показываются узловые моменты татарской и русской истории.
В книге исследуется ранняя история африканских цивилизаций и их место в истории человечества, прослеживаются культурно-исторические связи таких африканских цивилизаций, как египетская, карфагенская, киренская, мероитская, эфиопская и др., между собой, а также их взаимодействие — в рамках изучаемого периода (до эпохи эллинизма) — с мировой системой цивилизаций.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.