Кегельбан - [8]
— На средства фабкома мы выписываем «Рогач»[2], — сказал представитель профсоюза. — И артисты к нам приезжают. Хохмачи всякие.
— Ах, Бруно, что подумает о нас товарищ Морьяк? Разумеется, эстрада приезжает к нам. Но однажды побывал и квартет из филармонии.
— А Беньямин Махал на том концерте заснул, — не удержался Лемеш.
— Не путай, — возмутился Махал. — Они приезжали к нам подобрать себе стулья, а вовсе не с концертом.
— Разумеется, деятелям искусства тоже надо на чем-то сидеть, — умиротворяюще сказал Арендарчик. — А нам не к лицу мелочиться, мы служим интересам широких масс. Согласны, друзья?
Ян понял, что торжественная встреча с руководством фабрики, собственно, кончилась и, кроме добродушных «семейных» подковырок, он ничего больше не услышит, а они его ничуть не интересовали.
— Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы мне выделили помещение для работы, где я смог бы ознакомиться с документацией, — сказал он, и голос его прозвучал словно из другого мира. — А материалы подготовьте мне, пожалуйста, согласно вот этому перечню, — и он протянул Арендарчику захватанную бумажку. — Если мне понадобятся пояснения, я попрошу дать их в письменном виде. Спасибо.
И встал.
— Ты уже уходишь? — первым спохватился Арендарчик.
— С какой стати я буду вас задерживать, отрывать от работы?
Представитель профсоюза захлопал.
— Это прекрасно, товарищ. Ты уж не задерживай нас, пожалуйста, не надо. Мы порядочные люди. Ей-богу, порядочные.
3
Комната, где Яну предстояло работать, находилась на первом этаже. По-видимому, это был красный уголок. Стены комнаты украшало несколько выцветших плакатов и пожелтевшая стенгазета с отвалившимися буквами из пластика, с пустыми местами от фотографий. Красовалась лишь обведенная аляповатой золотой рамкой фотография Михала Арендарчика. Сияющий директор запечатлен был у стола президиума с высоко поднятым переходящим знаменем. Под снимком значилось:
МЫ ЗАСЛУЖИЛИ ЗНАМЯ И НИКОМУ ЕГО НЕ ОТДАДИМ!
В левом углу стенгазеты чернел заголовок: «К позорному столбу!» Морьяк с профессиональной обстоятельностью прочел обрывок напечатанной на машинке заметки. В ней критиковался руководитель хозяйственного отдела Теодор Затько. «Теодор Затько не заботится о чистоте на производстве. До каких пор наши туалеты не будут обеспечены туалетной бумагой? Или мы должны забивать канализацию газетами, нанося ущерб народному имуществу?» Под заметкой каллиграфическим почерком было выведено: «Плевал я на вас. Т. З.»
«Кто такой Теодор Затько? — задумался Ян. — Не с него ли мне начать? Может быть, этот прямодушный человек, у которого что на уме, то и на языке, окажется тем самым ключом, с помощью которого я открою потайные двери их образцового предприятия? — Он посмеялся своим мыслям. — Не хватало мне еще вынюхивать вроде Шерлока Холмса! Зачем искать ключи, когда надо проверить, что собой представляют замки».
В дверь постучали. Вошла секретарша, прошуршав короткой желтой юбкой, и встряхнула распущенными длинными волосами.
— Меня послал директор, — объяснила она и покраснела. — Это вот правила внутреннего распорядка, а это протоколы производственных совещаний. Если еще что понадобится, звоните.
— Спасибо, — поблагодарил Ян. — Простите, скажите, пожалуйста… — остановил он ее, думая о прочитанном. — У вас еще работает Теодор Затько?
— Вы что-то обнаружили… ну, против него? — неожиданно пошла она в атаку.
— Нет, это мой земляк, из нашего города, — соврал Ян.
— Я пошлю его к вам, — с готовностью вызвалась Беата. — Он наверняка обрадуется.
— Нет, нет, спасибо, не стоит, не в моих правилах отрывать людей от работы, — замялся Ян, и лоб у него покрылся испариной.
— Он наверняка обрадуется.
Беата вышла, а Ян почувствовал себя как в мышеловке. Мышку привлек сыр, и нет силы, способной удержать спусковой механизм ловушки. Нельзя, никак нельзя именно сейчас выдать себя, вот и разыгрывай из себя земляка! Ах, надо было сперва уточнить у Беаты, откуда родом этот самый Затько! Или идти напролом, без обиняков? Взять и спросить напрямик о старой стенгазете? Ну и что это даст?
В комнату ввалился приземистый дядька в толстых очках с черной роговой оправой.
— Вы тоже из Лескова? — воскликнул он и, не успел Ян уклониться, бросился на него с поцелуями. — Из Верхнего или из Нижнего?
— Из Среднего, — выдавил Ян.
Теодор Затько загоготал.
— Ну, вы даете! Корчму «У дуба» знаете?
— Сидел в ней каждую субботу.
— Ну, вы даете! Такой корчмы вообще нету. Если вы не спутали дуб с липой и не имеете в виду корчму «Под липой».
— Естественно, «Под липой».
— Ну, вы даете! Нету там ни «У дуба», ни «Под липой». Ничего такого в Лескове нет. Как и Среднего Лескова. Выкладывайте, что вам нужно.
— Я прочел заметку, — Ян указал на стенгазету. — Это о вас?
— А вы знаете другого Теодора Затько?
— Почему вы так болезненно отреагировали на критику?
— Слушайте, — Затько поднял очки на лоб, и тон его сразу изменился, — вы вообще представляете себе, как тогда обстояло дело с туалетной бумагой? Что она была в дефиците?
— Ну и что?
— Я не мог обеспечить фабрику по норме на каждого работника. Чего там говорить — я для собственного сортира не мог достать ни клочка.
Йозеф Кот (род. в 1936 г.) — видный словацкий прозаик. В предлагаемый сборник вошли повести «Лихорадка» (1973) и «День рождения» (1978), а также рассказы разных лет.В центре внимания автора — жизнь современной Чехословакии в различных ее аспектах.Резкая отповедь мещанскому, потребительскому отношению к жизни, которого не должно быть в социалистической действительности, — такова направленность произведений Й. Кота.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
Основная тема новой книги лауреата Национальной премии ГДР — взаимоотношения разных поколений школьных учителей, столкновение разных жизненных позиций и взглядов на вопросы воспитания. Автор показывает, как важно понимание между людьми и как его отсутствие приводит порой к трагедии.
Танзанийская литература на суахили пока еще мало известна советскому читателю. В двух повестях одного из ведущих танзанийских писателей перед нами раскрывается широкая панорама революционного процесса на Занзибаре.И портовые рабочие из повести "Кули", и крестьяне из "Усадьбы господина Фуада" — это и есть те люди, которые совершили антифеодальную революцию в стране и от которых зависит ее будущее.
Прочную известность Ярославу Чейке принесли его поэтические сборники. С выходом в свет повести «Дела закулисные» чешский читатель получил возможность открыть ее автора для себя заново уже как одаренного прозаика. Чем живут молодые люди, кому и во что верят, за кем идут — этими и многими другими вопросами задается в повести автор, рассказывая о юноше, начинающем свою трудовую жизнь рабочим сцены. Пора взросления и мужания героя, его потерь и приобретений, воспитания чувств и гражданской позиции приходится на сложный период — кризисные для Чехословакии 1969–1970 годы.
Повесть рассказывает о воспитании подростка в семье и в рабочем коллективе, о нравственном становлении личности. Непросто складываются отношения у Петера Амбруша с его сверстниками и руководителем практики в авторемонтной мастерской, но доброжелательное наставничество мастера и рабочих бригады помогает юному герою преодолеть трудности.