Кегельбан - [10]

Шрифт
Интервал

— Спасибо, достаточно.

Ян с подчеркнутой церемонностью пожал Затько руку.

— Если что понадобится, вот моя визитная карточка. — Теодор Затько достал из нагрудного кармана узенькую полоску глянцевитой бумаги. — Тут вот справа мой прямой телефон и внутренний, слева домашний номер. Вечерами я дома. Улица Крутая, двадцать четыре.

— До свидания.

Ян проводил гостя и закрыл за ним дверь. Аккуратно развязав тесемки на черных картонных папках, он погрузился в изучение протоколов производственных совещаний. Они были обстоятельны, конкретны, под каждым было припечатано на машинке: «Записала Беата Срнкова, принял Михал Арендарчик». И подписи.

4

В субботу Ян не пошел в свою обклеенную плакатами канцелярию и остался в гостинице. Часть материалов он принес с собой в толстом кожаном портфеле, полный решимости не тратить времени попусту даже в выходные. Сейчас он размышлял, не повесить ли на ручку двери снаружи предупредительный знак, хорошо известный автомобилистам — белый круг в красной рамке[4], — с пояснением для непосвященных: «Не беспокоить. Do not disturb. Nicht stören». Подержав плакатик в руке, он передумал. Чего доброго, решат, что у меня в постели женщина. Не хватало еще, чтоб на фабрике болтали, будто ревизор, вместо того чтоб заниматься своими прямыми обязанностями, предается предосудительным забавам. Наверняка найдутся доброжелатели, доложат Арендарчику, а у того есть друзья-приятели в Главном управлении.

Ян взял транспарантик и нацепил его на ключ, торчавший в дверце платяного шкафа. Глядя на него, насмешливо спросил себя, что бы мог возвещать этот знак на дверце шкафа. Ну например, что в шкафу у него сокровища. Какая глупость! Или что он держит там несовершеннолетнюю девицу, выпуская лишь под покровом темноты, по ночам, а как только развиднеется — все, милая, марш назад в шкаф. Абсурдно? Ничуть. Да и какой у него, блюстителя высоконравственных устоев, другой выход? Но что, если скажем, ключ сломается? Что тогда? «Не стучи, милая, день только начинается!» О Ян Морьяк, ну почему ты, собственно, Ян Морьяк? Кем-то надо быть, каждому на роду написано свое. И не стучи, моя милая, разбудишь соседей. Разбудишь рядом в номере кувейтского шейха, приехавшего навестить дочку, плод студенческой любви: мать дочки, отвергнутая возлюбленная, выставила его, и он оказался в этой нелепой гостинице. «Салям алейкум, ваша светлость, мир вам, люди доброй воли. Не стучи, дорогуша, не задохнешься, в этом шкафу все предусмотрено, в том числе вентиляция, чтобы моль не испытывала недостатка воздуха. Лопнула пружина замка. И мое сердце дало трещину. Ради бога, дорогая, не прислушивайся к его стуку. Это расступилась земля, и мы летим, низвергаемся в юдоль радости». На кой эта самая юдоль радости, если нет возможности выбраться из шкафа? «Замок да запор девки не удержат», — говаривал дед. Он был слесарь, специалист по замкам. «Позови замочника!» — «Дед давно умер. Ему устроили пышные похороны, а в могилу каждый, кто пришел проводить его в последний путь, бросал ключ. Такую гору ключей я видел впервые. Не бойся, то были ненастоящие ключи, они не подходили ни к одному замку. Не стучи, милая, не стучи!»

— Это я, — раздался за дверью бодрый голос Арендарчика. — Надеюсь, не разбудил тебя?

Ян, открывая дверь, забыл про плакатик с дорожным знаком, болтавшийся у него на пальце. «Не беспокоить!»

— Скажите, пожалуйста, «не трогай круги мои»! — воскликнул Арендарчик. — Чье это высказывание?

— Экзаменуешь меня?

— Экзамен тебе устроит судьба, но ты рожден под счастливой звездой, потому что я явился вызволить тебя от субботней скуки.

Ян скомкал плакатик.

— Я не скучаю, собираюсь работать.

— Работа, конечно же, облагораживает человека, — согласился Арендарчик. — Но только в будни. Я покажу тебе свою дачу.

Сопротивление Яна успеха не имело, Михал Арендарчик усадил его в стального цвета «крейслер», намекнул на кулинарные таланты жены и на непременную ее обиду, если он снова не примет приглашения.

— Ты небось считаешь, что я хочу давить на тебя, — проговорил он, включая мотор и прикрепляя пояс безопасности. — Понятно, тебе приходится с этим сталкиваться. Ты заявляешься куда-то там расставить все по местам, а тебя с ходу осыпают знаками внимания, вертятся вокруг тебя, стараются задобрить и подкупить. Но я не из таких. Или такой же?

— Надеюсь, нет, — вяло ответил Ян, глядя вперед на дорогу. — Во всяком случае, хотелось бы думать, что ты не из таких.

— И правильно думаешь, — кивнул Арендарчик. — Потому что у меня совесть чиста. Я сроду не взял ни гроша чужого. И на работе у меня полный порядок. Где еще ты встречал такой?

— Да вот, знакомлюсь, изучаю… — уклончиво протянул Ян, и это была правда, потому что пока еще он не мог определить истинного положения вещей.

— Знаешь, когда я только приехал сюда, у нас была футбольная команда, — переключился на другое Арендарчик. — И меня сразу выбрали председателем секции. Неплохой был клуб. Мы играли в классе «Б». А потом началась полоса невезения. Левый крайний, звали его Пучвар, повредил мениск, а больше никто не умел бить по воротам. Мальвази переманили в Братиславу. Нам угрожал полный упадок. Оставалась последняя игра. Получим очко — хорошо, не получим — все, вылетаем. Перед встречей подходит ко мне судья. Черный такой, усатый, и спрашивает: «Может, согласитесь на ничью?» — «Как это?» — «А вот так: если не забьете гол, устрою вам одиннадцатиметровый». — «А если забьем?» — «Уговор дороже денег, — сказал он. — В таком разе даю свисток к штрафному, в ваши ворота». — «Это зачем?» — «Матч должен кончиться вничью». — «Почему?» — «Прикиньте сами: если выиграете, вы, конечно, останетесь в классе «Б», но противник не попадет в следующий круг, а ему светит национальная лига. Им достаточно ничьей, чтобы попасть в национальную лигу. И вам ничьей хватит». — «Что вам обещали за это?» — «Они?» — «Они». — «Две недели отдыха на заводской базе в Татрах». — «А от нас чего хотите?» — «У вас тоже есть база отдыха в горах, а у меня дочь выходит замуж, две медовых недельки в Татрах были бы в самый раз». — «Беда в том, что нет у нас дома отдыха в Татрах. Это во-первых…» — «Не в Татрах, так еще где-нибудь». — «Ну, что ж, подыщем, — сказал я и схватил его за шиворот. — Будешь судить по правилам, не то недосчитаешься зубов после игры».


Еще от автора Йозеф Кот
День рождения

Йозеф Кот (род. в 1936 г.) — видный словацкий прозаик. В предлагаемый сборник вошли повести «Лихорадка» (1973) и «День рождения» (1978), а также рассказы разных лет.В центре внимания автора — жизнь современной Чехословакии в различных ее аспектах.Резкая отповедь мещанскому, потребительскому отношению к жизни, которого не должно быть в социалистической действительности, — такова направленность произведений Й. Кота.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Извещение в газете

Основная тема новой книги лауреата Национальной премии ГДР — взаимоотношения разных поколений школьных учителей, столкновение разных жизненных позиций и взглядов на вопросы воспитания. Автор показывает, как важно понимание между людьми и как его отсутствие приводит порой к трагедии.


Кули. Усадьба господина Фуада

Танзанийская литература на суахили пока еще мало известна советскому читателю. В двух повестях одного из ведущих танзанийских писателей перед нами раскрывается широкая панорама революционного процесса на Занзибаре.И портовые рабочие из повести "Кули", и крестьяне из "Усадьбы господина Фуада" — это и есть те люди, которые совершили антифеодальную революцию в стране и от которых зависит ее будущее.


Дела закулисные

Прочную известность Ярославу Чейке принесли его поэтические сборники. С выходом в свет повести «Дела закулисные» чешский читатель получил возможность открыть ее автора для себя заново уже как одаренного прозаика. Чем живут молодые люди, кому и во что верят, за кем идут — этими и многими другими вопросами задается в повести автор, рассказывая о юноше, начинающем свою трудовую жизнь рабочим сцены. Пора взросления и мужания героя, его потерь и приобретений, воспитания чувств и гражданской позиции приходится на сложный период — кризисные для Чехословакии 1969–1970 годы.


Горы слагаются из песчинок

Повесть рассказывает о воспитании подростка в семье и в рабочем коллективе, о нравственном становлении личности. Непросто складываются отношения у Петера Амбруша с его сверстниками и руководителем практики в авторемонтной мастерской, но доброжелательное наставничество мастера и рабочих бригады помогает юному герою преодолеть трудности.