Кегельбан - [7]

— Все эти факты мой друг безусловно примет во внимание, — провозгласил Арендарчик и угрожающе-решительным жестом лишил народного трибуна слова. — Он выполняет, что ему положено, и обязан видеть нас насквозь. Так в чем же дело? Или мы боимся, что этот симпатичный товарищ вдруг увидит в нас что-нибудь предосудительное?

— Я вчера съел слишком жирную колбасу, и она до сих пор камнем лежит у меня в желудке, — признался Лемеш.

— Лучшее лекарство от этого — можжевеловка, — воспрянул Арендарчик и нажал кнопку на столе. — Беата, можете нам налить.

Все было уже приготовлено. На подносе стояли полные рюмки и наполовину пустая бутылка, точно такая, как и вчерашняя, в номере гостиницы. У Яна сжался желудок.

— Когда и где вы так загорели, Беатка? — поинтересовался Махал и плотоядно оглядел ее крепкие ноги, едва прикрытые короткой, не достающей до колен, желтой юбкой.

— За субботу, товарищ заместитель, — ответила Беата и метнула взгляд на Яна.

— Мне самую маленькую, — проговорил он, чувствуя, что краснеет.

— А мне самую полную, — заявил Лемеш.

— Да, да, ему самую полную, — поддержал его Махал. — Он испортил себе желудок колбасой из нашего фабричного буфета.

Все снова засмеялись.

— Наша комиссия регулярно проверяет работу столовой, — оправдываясь, заговорил представитель профсоюза Бруно. — Это и в протоколах отражено.

— Вот видите, — воскликнул Арендарчик. — У представителя трудящихся чистая совесть, товарищ ревизор. Ваше здоровье!

Когда пустые рюмки снова вернулись на жестяной поднос, Арендарчик предложил Яну сказать несколько доброжелательных слов как залог гарантии, что и к ним, и к коллективу фабрики в целом он настроен достаточно доброжелательно.

— Мы приветствуем тебя как брата, — торжественно произнес Арендарчик. — Как старшего брата, который приехал в семью к своим родным и близким, чтобы сказать: «Дорогие мои, вы совсем забыли, как надо жить. Поглядите: светит солнышко, а вы этому не радуетесь. Солнце светит, а вы его не замечаете, воспринимая это как естественное следствие круговращения земли. Нет, братцы, вы заблуждаетесь. Земля, конечно, вращается, но, не будь нас, ось ее наверняка искривилась бы. Потому что каждый человек является тем самым противовесом, который удерживает стабильное положение земли и земной оси».

— Мы это уже слыхали, — недовольно протянул сразу заскучавший Лемеш. — Любой человек свое весит.

— Дорогой Матуш, — раздельно проговорил Арендарчик, — если тебе хочется кого-то перебивать, научись хотя бы выражаться культурно. Ты не на рынке.

— Я давеча был на рынке, — вмешался Махал, — видел капустную головку поболе свиной башки. Не удержался и погладил ее. И она мне вроде бы подмигнула по-дружески. Вот выйду на пенсию, буду выращивать капусту. Куплю себе в Загорье участок с домом и займусь разведением капусты.

— Зачем так далеко и почему именно в Загорье? — поинтересовался Арендарчик, тыча костяным ножом в карту, висевшую против окон, на которой булавками с крупными шариками обозначались поставщики и потребители.

— Потому что милая Беата из Загорья, — пояснил Махал.

— Но я же здешняя, черт побери!

— Дети от смешанных браков самые красивые, — вмешался Лемеш, подмигивая Беате.

Беата покраснела до корней волос и, надувшись, вышла.

Наступила тишина, которую снова нарушил Арендарчик:

— Взять хотя бы наш сервант или, как выразился бы мой младший коллега, буфет. Это ли не произведение рук мастера? Кто делает серванты лучше наших?

— Итак, — взял слово Махал. — Мы выпускаем их в двух вариантах. С перечницами и без оных. Но не это важно. Важно, что́ покупатель сам поставит в свой сервант.

— Что касается меня, я вложил бы в него свое сердце. Но оно такое большое, что, пожалуй, не поместится.

— В том-то и дело, — опять заговорил Арендарчик. — Люди до того обарахлились, что не знают, куда распихать вещи. И, главное, жалуются, что некуда ставить кухонные комбайны. А кто им велел их покупать? Скажите, надо или не надо экономить электроэнергию?! Мясо можно смолоть и вручную. Согласны?

— Если мясо не жилистое, — глубокомысленно уточнил Лемеш. — Не то камнем ляжет в желудке, как вчерашняя колбаса.

— Про мои стулья никто худого слова не скажет, — продолжал Арендарчик. — Наши задницы не настолько различаются, чтоб нельзя было на них угодить. Стулья мы делаем крепкие, прочные. В случае чего таким стулом можно и супружницу огреть. Ты согласен, Бруно?

— Я ничего не говорил. — Представитель профсоюза втянул голову в худые плечи. — Но дома у меня такие же стулья, товарищ ревизор. Мне на них сидеть удобнее, чем в финских креслах.

— Финские кресла — яркое свидетельство мещанской культуры, — разглагольствовал Арендарчик. — Нормальный человек прежде, чем сесть, сперва крепко задумается, куда садиться.

— Совершенно верно, — поддержал его Махал. — Однажды я сел, не глядя, и — прямо в суп.

— Он говорит это только для того, чтобы подчеркнуть, что стулья нашей фабрики выдерживают и высокие температуры.

— Я не ошпарился, — гнул свое Махал. — Штаны, конечно, пришлось отдавать в химчистку, а жена со мной два дня не разговаривала.

— Вы там у себя в Главном управлении считаете, что мы скучно живем, — распинался Арендарчик. — А мы живем ужасно весело. Мы постоянно смеемся. Потому что смех — это эликсир жизни. Ты согласен, Бруно?