Карты и сновидения - [36]

За шатром, где неслышно ходили девушки, накрывая стол к ужину, пела флейта, успокоительно произнося две несложные музыкальные фразы. Повторяла их, меняя тональность и ритм, отчего мелодия казалась одновременно и песней, и журчанием тайного лесного ручья.

Наконец, алая скобка солнца скрылась за каемкой тучи, высветила ее, резко очерчивая зубчатый край. Свет побыл еще и угас, разгораясь теперь сбоку, где занималась вечерняя заря, легкая, как прозрачная кисея на шатре принцессы, и такая же многослойная. Заря отыграла свое, медленно и одновременно быстро, и Андрей с ежевечерней грустью дождался, когда яркие нежные краски сменит спокойный сумрак, который незаметно переходил в черноту ночи, зажигая на себе цветные точки звезд.

— Все, — сказал, поднимаясь.

Неллет улыбнулась. Не пропустил ни одного заката, но каждый раз расстраивается, будто забрали игрушку, которой не наигрался. Будто он ребенок.

— Пойдем, Нель? А то замерзнешь.

Она поправила на коленях покрывало. Рука скользнула, повисая вдоль бедра.

— Тебе не обязательно возвращаться, Андрей.

— Что? — он уже склонился, чтоб взять ее на руки, но выпрямился, разглядывая белеющее в сумраке лицо с непонятным выражением, — как это?

— Ты можешь стать моим вечным мужем. Настоящим. Навсегда.

Андрей нахмурился. Стоял, опустив руки.

— То есть, я буду жить в Башне? С тобой?

Белеющее лицо кивнуло, сумрак скрыл выражение. Неллет молчала, ожидая ответа.

— Н-нет, — он неуверенно засмеялся, — это, конечно… Но там у меня родные, мама, отец. И еще…

— Еще кто?

— Неважно. Да пусть даже никого. Там мой мир, Нель. А тут. Кто я тут?

— Царственный муж великой Неллет. И первый из первых наставников пустоты. Знаток небесных светил и облачных перемещений.

— Ну да. Метеоролог, значит. По специальности.

— Ты расстроен? Почему?

Андрей смешался, не зная, как отвечать на прямой вопрос. Снова нагнулся, обнимая принцессу, но та покачала головой, кладя руку на его локоть.

— В шатре нас слушает кенат-пина. Ты должен ответить мне здесь. Или в бассейне, если устал и хочешь сначала омыться. Тебе нужно обдумать мои слова?

Андрей плотнее укутал ее покрывалом. Снова сел, свешивая руки между колен.

— Мои родные, — напомнил снова, — сейчас я как бы в рейсе, я тебе объяснял. Как бы на таком пароходе, где ты появилась в первый раз.

— Я помню. И понимаю.

— Но они ждут. Там дом, они старые, я должен помочь. Я думал… ты проснешься, и я смогу возвращаться сюда. Оттуда. Если ты, конечно…

— Я не говорю, что ты не появишься там никогда. Где твоя пина?

— Что?

— Предмет, тот, для разговоров на расстоянии.

— А… — Андрей сунул руку в нагрудный карман вышитой рубашки.

Он отказался носить традиционные местные штаны из выбеленного льна, предпочитая им свои джинсы, но цветные удобные рубашки ему нравились.

Протянул принцессе маленький смартфон, она кивнула, не беря.

— Он указывает ваше время. Если там не ночь, ты можешь позвать. И говорить.

Андрей нажал кнопку. С удивлением уставился на мерцание экрана. И неуверенно тыкнул в быстрый набор. Прижал мобильник к уху.

— Ма… Мама? Да, я. Добрый вечер, не разбудил? Нормально все. Я не знаю еще. Вы как там?

Отнимая от уха телефон, спросил Неллет шепотом:

— Я смогу еще? Завтра?

И снова заговорил в трубку:

— Мам. Давай я позвоню завтра. Днем. Хорошо? Отец как? Ладно, тут связь. Плохая совсем. Я расскажу завтра. Целую.

Он хотел сказать еще что-то, но умолк, и переспросил с изумлением:

— Кто? Ирка? Вчера? А… Нет-нет, в курсе, конечно. Я рад. Что собралась и приехала. Да.

Отключив мобильник, опустил руку. Потом спросил требовательно:

— Как это? Я не понимаю. Я думал…

Неллет засмеялась.

— Ты говорил, из вашего языка. Утро умнее чем вечер.

— Утро вечера мудренее.

— Да. Я устала, Андрей и уже засыпаю. Отнеси меня в постель.

Он нес ее через огромное пустое пространство, гармонизированное ажурными ширмами, цветочными вазами, каменными чашами с прозрачной водой, над которой на ветках спали птицы, опустив маленькие головки. Далекая флейта вторила осторожным шагам. Принцесса, казалось, дремала на его руках, но перед самым шатром открыла глаза. Лицо, освещенное мягким светом, процеженным через слои кисеи, было наполнено терпеливой грустью.

— Ты должен вспомнить. Одну вещь. Андрей. Она все поставит на свои места. Я буду спать, а ты постарайся. Хорошо?

— Конечно.

Он стоял, не входя в шатер, где каждое слово их будет поймано кенат-пиной и передано для записи. Принцесса устала, но ему нужно спросить, давно собирался, но все не успевал.

— Нель? Я спрошу? Одну вещь.

— Спроси, мой весенний.

— Ты сказала, я стану твоим настоящим мужем… значит… То есть…

— Да. Мы будем ложиться в одну постель, и заниматься любовью. Тебе неприятно это?

— Н-нет. Нет, что ты.

— Я калека, Андрей. Я не могу тебя принудить любить меня.

— Подожди. Это другой разговор, и он глуп. Потом его. Я не закончил. Элле Даэд.

На светлом лице широко открылись глаза, в зелени которых — ни капли сна. Неллет ждала, не говоря ничего.

— Даэд, — повторил Андрей, — он точно меня ненавидит. Так?

— Ты уверен, что это одна вещь?

— Что?

— Ты сказал, хочу спросить, об одной вещи. А спросил о двух. О плотской любви женщины-калеки и красивого сильного мужчины. И о старом наставнике, страже часа элле Даэде.