Каменная река - [10]
Солнце уже окрасило в красный цвет верхушки палаток; солдат с такого расстояния было почти не видно. Джованни неотрывно глядел вниз, но своего удивления старался не выказывать.
Откуда-то справа действительно доносились жалобные звуки.
— Может, это ветер? — предположил Карлик.
— Да ты что! — усмехнулся Нахалюга. — Ветра и в помине нет.
Мы, стараясь бесшумно ступать по траве, двинулись на этот странный звук. Тури внезапно остановился и хлопнул себя по лбу.
— Ну и болваны! Это же коза. Небось заплутала. Бьюсь об заклад, это коза старого Яно. Пошли обратно.
Но Кармело, забежавший чуть вперед, стал знаками подзывать нас.
— Так, — пробурчал Тури. — Еще один болван нашелся, только время с ним потеряем. Ну чего тебе?
— Вон! — Кармело указал на небольшую каменистую лощину, посреди которой росли два оливковых дерева.
— Ложись! — приказал всем Тури.
Первым повалился Джованни. Свесившись с уступа, мы увидели козу, привязанную к камню; над ней склонились двое солдат, один из них — нам видна была только белобрысая макушка, — похоже, держал козу за ноги.
— Эй, ты, пошевеливайся, — сказал ему второй солдат, весь в морщинах и со спутанным чубом.
— Ага, сам попробуй, — отозвался белобрысый. — Видишь, не идет она.
— Вот дубина! Ничего без меня сделать не может.
Коза упиралась, взбрыкивала и жалобно блеяла.
— Да подержи ты ее за рога! — взмолился первый. — А то я с ней совсем умаялся.
— Только этого мне не хватало!
Второй нехотя подошел и схватил козу за рога, но та продолжала мотать головой и лягаться.
— Да что ж такое, не могу сладить с этой проклятой козой! — причитал блондин.
— Ты сам козел! — обругал его другой.
— Вы гляньте, что они замышляют! — ахнул Джованни.
— Тихо! — прошипел Тури.
— А что?
— Э, да так у них ничего не выйдет, — сказал Золотничок со знанием дела. — Видали, как наш мясник Пино козу режет?
— Да заткнитесь вы! — рявкнул Тури. — Вон винтовки стоят, сейчас они их возьмут да как пальнут по нам.
И верно, возле груды камней поблескивали два ствола. Вокруг ничего не было слышно, кроме отчаянных воплей козы, напоминавших человеческие. Белобрысый солдат поднялся, и мы увидели, что он совсем еще молодой. Его приятель рядом с ним казался могучим как дуб.
— Привяжи ее к дереву и держи за рога, — скомандовал белобрысый.
— Давайте камнями их забросаем, — предложил Чуридду.
Нахалюга так саданул ему кулаком, что аж звон пошел, но солдаты, занятые своим делом, ничего не заметили.
— Не могу больше! — стонал верзила. — Она же мне живот пропорет.
У него вздулись жилы на шее и будто прибавилось морщин.
— Ну хватит! — не выдержал белобрысый. — Брось ее.
— И то правда, — кивнул второй. — Черт с ней совсем.
Очутившись на воле, коза стала как бешеная скакать вокруг дерева.
— Я знаю, что делать, — заявил белобрысый солдат и примкнул штык винтовки.
— Ишь ты, догадливый, — похвалил второй. — И быстро, и скотине мучений меньше.
Они громко загоготали и двинулись на козу, вылупившую на них глаза.
Через секунду раздался душераздирающий крик: так кричит, наверно, человек, когда ему всадят нож в спину. И крик этот раскатился по горам эхом, громом, скорбным материнским плачем.
Чуридду и Кармело заткнули уши; Карлик, Золотничок и Агриппино тряслись всем телом и беззвучно шевелили губами.
А животное наконец умолкло, осев на задние ноги. По камням заструился красный ручеек. Гигант стоял над козой, глядя куда-то вдаль — может, на нас? Мы поспешно присели.
— Видите? — сказал Тури. — Кровь.
— Ну слава богу! — выдохнул белобрысый. — Наконец-то!
— Отойди-ка, теперь я, — пробасил великан и тоже проткнул штыком несчастную козу.
— Ну и зверюги! — прошептал Джованни.
Красный ручей постепенно окрашивал свинцово-серые камни; коза издавала предсмертные хрипы. Белобрысый сел на землю, прислонился к стволу оливы и стал вытирать окровавленный штык. А гигант, согнувшись в три погибели, все пыхтел над козой.
— Кончено! — Он вздохнул, поднялся и вдруг запел:
Кто бы мог подумать, что у этого скота окажется такой чистый, приятный голос!
Издалека кто-то подхватил напев — то ли солдат, то ли крестьянин из ближней деревни. Белобрысый продолжал начищать штык — поплюет на него, а потом надраивает тряпкой.
Такие голоса только у настоящих певцов бывают, подумал я, слушая песню второго солдата.
Верхушки олив слегка задрожали от налетевшего свежего ветерка.
— Хорошо поет! — восхитился Золотничок. — Ну прямо как в опере, правда?
Коза снова попыталась встать, но, не удержавшись, повалилась на бок в заросли чертополоха.
— Гляньте, кровь-то так и хлещет, — заметил Пузырь, краснощекий толстяк из шайки Джованни.
Белобрысый солдат поднялся, закинул на плечо винтовку.
Мы все уже порядком притомились; Кармело и Карлик, то и дело сплевывая, улеглись на камнях, вытянув ноги.
— Э, да они сюда идут! — испуганно воскликнул Нахалюга, указывая на солдат.
Но те, к счастью, свернули на тропинку, ведущую к лагерю.
Едва они скрылись из вида. Карлик, Чуридду и я выскочили из укрытия и кинулись к лощине. Там в холодке дышалось гораздо легче.
Коза все так же лежала на боку, и живот у нее раздувался; струйка крови стала совсем тоненькой.
В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.
В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.
В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.
В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.
В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.
В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Распространение холерных эпидемий в России происходило вопреки карантинам и кордонам, любые усилия властей по борьбе с ними только ожесточали народ, но не «замечались» самой холерой. Врачи, как правило, ничем не могли помочь заболевшим, их скорая и необычайно мучительная смерть вызвала в обществе страх. Не было ни семей, ни сословий, из которых холера не забрала тогда какое-то число жизней. Среди ученых нарастало осознание несостоятельности многих воззрений на природу инфекционных болезней и способов их лечения.
"Характеры, или Нравы нынешнего века" Жана де Лабрюйера - это собрание эпиграмм, размышлений и портретов. В этой работе Лабрюйер попытался изобразить общественные нравы своего века. В предисловии к своим "Характерам" автор признался, что цель книги - обратить внимание на недостатки общества, "сделанные с натуры", с целью их исправления. Язык его произведения настолько реалистичен в изображении деталей и черт характера, что современники не верили в отвлеченность его характеристик и пытались угадывать в них живых людей.
Роман португальского писателя Камилу Каштелу Бранку (1825—1890) «Падший ангел» (1865) ранее не переводился на русский язык, это первая попытка научного издания одного из наиболее известных произведений классика португальской литературы XIX в. В «Падшем ангеле», как и во многих романах К. Каштелу Бранку, элементы литературной игры совмещаются с ироническим изображением современной автору португальской действительности. Использование «романтической иронии» также позволяет К. Каштелу Бранку представить с неожиданной точки зрения ряд «бродячих сюжетов» европейской литературы.
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.