Избранные произведения писателей Дальнего Востока - [219]

 

Итак, судя по записям Иватакэ и воспоминаниям его жены, пока еще не найдено было способа лечения лучевой болезни. Самому Иватакэ помогли переливание крови, большое количества витамина С, персики и сырые яйца. И еще ему помогло — боюсь, что это неподходящее слово, но не могу подыскать другого — ничегонеделание. Ведь труд требует достаточного количества белых кровяных шариков, а если их не хватает, сопротивляемость организма падает, наступает переутомление. И, конечно, важнейшую роль сыграло неистребимое желание преодолеть болезнь. Таков был вывод, к которому пришел Сигэмацу.

Глава XIX

Прочитав записи Иватакэ, Сигэмацу решил, что самое главное сейчас — вселить в Ясуко надежду на выздоровление. Она должна обрести уверенность в том, что выживет. Девушка с каждым днем становилась все слабее, но никто не знал, как ее вылечить, поэтому оставался лишь один путь: хорошенько кормить ее и поддерживать в ней волю к выздоровлению.

Перед тем как лечь в клинику Куисики, Ясуко побывала у двоих врачей из Кобатакэ, но назначенные ими лекарства, даже не распечатав, выбросила в сточную канаву. Это подтвердила Сакамото, с которой Сигэко встретилась в бакалейной лавке. Заметив, что Ясуко выбросила лекарства, Сакамото подобрала их, прочитала фамилию и дату и убедилась, что девушка так и не распечатала обертку. Все это лишний раз свидетельствовало о том, как расстроена была Ясуко!

«Иватакэ находился в гораздо более тяжелом состоянии, но он не потерял воли к жизни, стремления перебороть болезнь», — думал Сигэмацу. Вот с кого надо брать пример Ясуко...

 

«За время болезни, — вспоминает Иватакэ, — от меня осталось нечто вроде металлического каркаса. Этот каркас послужил основой нового дома. На скелет снова наросла плоть, и я, можно сказать, родился заново. Сейчас у меня не хватает мочки на одном ухе, если я выпью сакэ — кисти рук и щеки краснеют. Только это да еще постоянный звон в ушах и напоминает мне о пережитом. Этот звон, похожий на отголосок колоколов дальнего храма, зовет к борьбе за запрещение атомной бомбы».

 

Захватив с собой дневник Иватакэ, Сигэко отправилась в клинику Куисики проведать племянницу.

— Может быть, эти записи окажутся полезными для главного врача, который лечит Ясуко, — сказала она.

Когда в душе тоска, лучше всего отвлечься каким-нибудь делом. После ухода жены Сигэмацу запер дом и отправился к Сёкити. Сёкити и Асадзиро были на берегу. Склонясь над большой ступой, долговязый Асадзиро толок капусту. Хромой Сёкити вылавливал сачком из садка мальков и, отобрав подходящих, выпускал в соседний пруд.

— Жарковато сегодня! — приветствовал их Сигэмацу.

— Да, жарковато, — в один голос отозвались друзья.

В деревне Кобатакэ люди, встречаясь, приветствуют друг друга на свой лад. Летом, в погожий солнечный день, они говорят: «Жарковато», по вечерам — «Устали небось», а в дождливые дни: «Славный дождик!»

Сигэмацу принялся помогать Асадзиро. Покончив с капустой, друзья начали толочь печень, потом подсыпали в ступу толченых куколок шелкопряда и пшеничную муку, перемешали все, сделали маленькие колобки и бросили в садок.

— Как будто готовим наживку, — сказал Сигэмацу. — Теперь, я слышал, в наживку добавляют соленые рыбьи потроха. Может быть, и нам попробовать?

— Не стоит, — отрезал Асадзиро. — Мальки могут чересчур оживиться, а это ни к чему. Надо постепенно, исподволь подготавливать нерест.

Сёкити и Асадзиро рассчитывали еще этой осенью довести вес мальков до сорока — восьмидесяти граммов, с тем чтобы к будущем году взрослые карпы тянули бы на килограмм, а то и больше. Таких уже вполне можно есть! Кроме того, они собирались запустить карпов в большой пруд Агияма, тогда можно было бы с полным правом, не обращая внимания на брань женщины из дома Икэмото, удить там рыбу: ведь карпы-то принадлежат им.

По дороге домой Сигэмацу вспомнил, что до шестого августа, когда поминают погибших от атомной бомбы в Хиросиме, остается всего три дня, а девятого августа — поминовение погибших в Нагасаки.

— Как же это я забыл? — бормотал Сигэмацу. — Всего три дня, а я еще не переписал до конца свой дневник.

Поужинав в одиночестве, Сигэмацу приступил к переписке, но тут появилась Сигэко: она приехала из больницы последним автобусом.

— Почему так поздно? — спросил Сигэмацу. — Ты не забыла прихватить с собой записки Иватакэ?

Сигэко выложила на стол пакет.

— Главный врач читал их при мне, — сказала она, вытирая пот полотенцем. — Было очень любопытно глядеть на его лицо, пока он читал.

— Начни с самого важного. Он говорил что-нибудь о способе лечения?

— Читая записи Иватакэ, он дважды повторил, что они для него очень поучительны. А когда дочитал до конца, рассказал мне, что и он сам попал в тотальную мобилизацию и вместе с Иватакэ был зачислен во Второй Хиросимский отряд.

— Как же он остался жив?

— Оказывается, его в тот же день после медицинской комиссии освободили. У него был кариес ребер, и он носил бандаж...

Сигэко подробно рассказала о состоянии здоровья племянницы. Через два часа после ужина главный врач сделал Ясуко переливание крови, ввел раствор Рингера, и она крепко уснула.