Избранные произведения писателей Дальнего Востока - [220]

Время было позднее, и Сигэмацу отложил переписку дневника на следующий день.

«13 августа... Погода с утра ясная. Во второй половине дня — небольшая облачность.

Я проснулся в шестом часу. И сразу же стал думать, как бы раздобыть уголь.

Фабричная столовая еще не работала, и повар подал оставшуюся с вечера холодную ячменную кашу с отрубями. Я добавил в нее кипятка и поел. Повар предложил мне еще несколько сухарей, которые отыскал на дне пустого ящика на складе. Я торопился, хотя хорошо сознавал тщетность спешки — ведь угля-то мне все равно не дадут. Но делать было нечего, и я поехал на электричке в Хиросиму, решив все обдумать по дороге. На речных отмелях и у самого подножия гор пылали многочисленные костры, на которых сжигали тела погибших. Утро стояло безветренное, и дымки поднимались прямо в небо. Однако по мере того как поезд приближался к Хиросиме, дымков становилось все меньше. Я догадался, что большинство пострадавших, которые из центра города бежали в его окрестности, погибли; их уже кремировали, а те из них, кому удалось добраться до ближайших деревень, умирают со вчерашнего вечера: их тела-то сейчас и кремируют...

Дорога среди развалин была усыпана мелкими осколками стекла, и солнечные лучи, играя в них, вызывали сильную резь в глазах. По сравнению со вчерашним днем смрад немного выветрился, но все еще был силен среди развалин домов и среди груд черепицы, над которыми вились полчища мух. Спасательные отряды, занимавшиеся разборкой руин, получили пополнение: на глаза то и дело попадались спасатели в стиранных, еще не грязных от пота спецовках.

Бесцельно блуждая по улицам, я неожиданно наткнулся на остатки здания, где помещалась компания по распределению угля. Из земли высовывались семнадцать — восемнадцать дощечек. На всех были написаны углем просьбы сообщить о новом местонахождении компании. Я вновь убедился в бессмысленности свой поездки. И все же надо что-то предпринять! Тут я вспомнил, что в местечке Ода, как раз на полпути между станциями Ягути и Хэсака, видел огромную кучу угля. Нынешней весной и летом я неоднократно проезжал мимо и всякий раз замечал этот уголь, лежавший под открытым небом.

У нас на фабрике оставался десятидневный запас льноволокна, использовавшегося как исходное сырье для изготовления ткани, этого хватило бы почти до конца месяца. Запас же угля истощился. Однако разыскивать президента компании по распределению угля сейчас уже не имело смысла. Надо было принимать срочные меры, и я решил поговорить с владельцем угля в Ода.

На станции Хэсака в ожидании поезда стояла большая толпа раненых. Выйдя из вагона, я обогнул здание вокзала и зашагал вдоль железнодорожных путей. Когда я добрался до Ода, оказалось, что угля уже нет. Место, где находилась угольная куча, было тщательно подметено. Я зашел в ближайший дом. Старик крестьянин рассказал мне, что уголь вывезли за одну ночь, сразу же после бомбардировки. На мой вопрос, кому принадлежал этот уголь, старик ответил, что, по слухам, он принадлежал армии, но так ли это на самом деле, неизвестно. Может быть, слухи распустили нарочно: знали, что никто тогда не притронется к углю.

«Наверное, какой-нибудь ловкач купил уголь на черном рынке и решил сохранить его таким способом», — подумал я и даже высказал свою мысль вслух.

Старик подозрительно покосился на меня.

— Не может быть, ведь это товар первостепенной важности, — возразил он.

Не сказав ни слова, я вновь двинулся в путь. Шел я очень быстро, не убавляя шага, пока не достиг Фуруити. Я спустился к реке, намереваясь пересечь ее по мелководью, как вдруг увидел под скалой умирающего человека.

Человек лежал на спине. Зрачки у него закатились, видны были одни только белки, челюсть отвалилась. Под короткими штанами его живот то слегка вздувался, то опадал. Тень скалы прикрывала голову от палящего солнца. С другой стороны скалы лежали два мертвеца — все в ожогах.

Я старался ступать чуть слышно, но мои ботинки сильно стучали по камням. С тех пор как взорвалась эта адская бомба, я видел несчетное количество мертвых тел, и все-таки каждый раз, натыкаясь на мертвеца, испытывал непреодолимый страх. Вечернее солнце, отражаясь от водной глади, неприятно слепило глаза. Камни, устилавшие высохшее русло, сменились песком, затем дно стало постепенно понижаться.

Перед тем как войти в воду, я снял с себя обмотки, ботинки и штаны и, чтобы удобнее было нести, завернул их в рубаху. Раздеваясь, я шептал «Заупокойную проповедь»:

— «Рано или поздно, ныне или завтра, я или мои ближние покинут сей мир. Одни уже умирают, но многим еще предстоит умереть. На румяные утром щеки упала тень смерти, и к вечеру они уже прах. Дунет ветер смерти — и закроются навечно лишь недавно взиравшие на мир глаза...»

Даже в самом глубоком месте вода не поднималась намного выше колен, но несколько раз, наступая на лежавшие на дне скользкие камни, я падал в воду.

На правом берегу располагалось множество кремационных площадок. Насколько хватал взгляд, над рекой вились бесчисленные дымки. Я быстро пересек песчаную отмель, вскарабкался на дамбу и оказался в густой, пахучей траве около рисового поля. Трусы промокли, поэтому я, не одеваясь, пересек дорогу на Фуруити и наконец добрался до нашего дома. Было еще светло, но никто не обращал внимания на мой вид. В те дни многие уходили из города полуодетые, а случалось, и в чем мать родила.