Скоро полдень. Инь и Чжан Эр-нян собирают грибы на склоне горы. Босые ноги ступают по мокрой от недавнего дождя траве, на синие холщовые платки с деревьев падают капельки. Воздух чист, прозрачен, свеж. С восточного уклона горы дует слабый ветерок, принося с собой влажный соленый запах. В горной роще необычайно тихо, редко-редко вдалеке пропоет птица или тихо прострекочет кузнечик, на берегу моря, под кручей, слышится приглушенный шум прибоя. Еще недавно, когда женщины взбирались на склон, по лесу стлался туман. Сейчас он почти рассеялся в лучах яркого солнца, и все вокруг посветлело. Дождевые капельки на траве и на листьях деревьев заискрились хрустальным блеском. В густой траве и пушистом мху тут и там прячутся нежные свежие грибы: белые, душистые петушки, темно-желтые лебеди, зеленоватая фасоль, черные как уголь маслята и зонтики, похожие на настоящие зонты, – не зря их так назвали. Есть и маленькие как пуговки грибы – они укрыты листочками.
Инь подобрала несколько приглянувшихся ярко-красных грибов и весело крикнула:
– Матушка Чжан, поглядите, какие красивые! Не знаю только, вкусны ли они.
Склонившаяся под елью Чжан Эр-нян подняла голову и с испуганным видом замахала рукой:
– Да это же поганки. Их не едят, они ядовитые… Вы там у себя, на острове, и впрямь ничего не знаете!
Инь отшвырнула поганки, провела пальцами по мокрой траве и смущенно проговорила:
– Это верно, в грибах совсем не разбираюсь! Где им быть у нас, на острове?! Всю жизнь там видишь только рыбу да соль.
Чжан Эр-нян подошла к молодой женщине и взяла у нее корзинку:
– Дай погляжу, не может быть, чтобы ты набрала одних поганок… У, сколько у тебя грибов!.. От этих, правда, расстройство бывает – да ничего, не выбрасывай. Верно говорят: «Кому судьба грибы собирать, а кому и нет». Я смотрю, ты счастливей меня! Вон как мало я нашла!
Заглянув в корзинку Чжан Эр-нян, Инь убедилась, что у старушки действительно меньше грибов. Это ее несколько порадовало, но она тут же вздохнула:
– Что вы говорите, матушка Чжан? Какая у меня судьба? Если бы счастье на роду написано, был бы дом цел и все живы. Хорошо, что встретили вас, а то пришлось бы нам, сиротам, пойти с сумой по миру.
Чжан Эр-нян поглядела на нее и с укором произнесла:
– Опять ты за старое! Сколько раз тебе говорила – не пропал твой муж, да и дочь жива, еще свидитесь! Не веришь, смотри, как тебе повезло сегодня с грибами! А о том, что я тебе помогаю, – добавила она, – нечего говорить! Хозяев приюта надо благодарить. Не давали бы они вам каждый день по пять мао…
– Само собой, и им я благодарна! – сказала Инь. – Только если бы вы, матушка, не научили меня собирать хворост да косить траву и я не стала бы подрабатывать, разве нам, пятерым, хватало бы?! По ночам, когда не спится, я с благодарностью думаю о вас, и кажется мне, будто нам явилась сама богиня милосердия.
Чжан Эр-нян с досадой посмотрела на свою спутницу:
– Не смей так говорить! Как это ты равняешь меня с богиней? Понимать должна: нынче настали лихие времена, как же не открыть свою душу да не помочь ближнему? Она показала рукой в сторону запада. – Раньше сельчане ни за что не поделились бы своим добром, теперь не то… Я хоть и не богата и жертвовать деньги не могу, но всегда найду, чем помочь пострадавшим беженцам. Жаль только, тесновато у меня, а то взяла бы в дом еще одну семью.
Инь посмотрела в указанном Чжан Эр-нян направлении – там на склоне горы притаилась деревушка – и сказала с восхищением и признательностью:
– У вас здесь все на редкость хорошие люди!
Чжан Эр-нян снова принялась собирать грибы.
После дождя горные вершины на западе, покрытые густой зеленью, казались темными. Громоздясь под ясным небом, они, казалось, жадно поглощали радужно льющийся солнечный свет. Над домиками, затерявшимися в долине, вился дымок; в безмятежной полуденной тишине слышалось пение петуха; жизнь шла своим чередом. Инь обернулась, отвела рукой ветку и, поднявшись на цыпочки, взглянула на море – там должен быть ее островок, где она в мире и спокойствии прожила много лет. Последние дней десять солнце скрывали тучи и густой туман, а сегодня оно, как невеста, откинувшая фату, снова явило свой прекрасный лик. Вдали, где сливались море и небо, проходила по горизонту темная полоса. Хорошо знавшая море Инь сразу разглядела маленький островок, и глаза ее увлажнились. Она недавно покинула родной остров, где было ее гнездо, с таким трудом и старанием свитое вместе с мужем-рыбаком. Там взлелеяла она мечты о прекрасном будущем своих детей, но, увы, их развеяли в прах японские дьяволы, высадившиеся на остров с военного корабля. Они спалили все дома, сожгли несчетное количество вяленой рыбы. Да если бы только это! Японские дьяволы забрали ее мужа, с которым она прожила шестнадцать лет. Угнали четырнадцатилетнюю старшую дочь. А при обстреле, когда Инь спасалась от пуль, она упала и придавила насмерть любимого птенчика – так она звала грудного ребенка. Всякий раз, едва она вспоминала обо всем этом, на глаза ее навертывались слезы. Долго смотрела она на море, и на душе стало горько.
Она задумалась. В такую ясную погоду она обычно выходила с мужем в море на маленькой лодке ловить рыбу или, привязав птенчика за спину, сушила на берегу сети; иногда под сенью деревьев вместе со старшей дочерью чистила и солила рыбу. Она была уверена, что мужа убили враги, а дочь умерла (о том, что над дочерью надругались солдаты, она слышала от одного рыбака), и вое же тешила себя мыслью, что сейчас в море появится лодка, в ней она увидит дочь и сидящего за веслами мужа. А больше всего ей хотелось увидеть в объятиях дочери своего птенчика. Но ярко-голубая поверхность моря пустынна – ни одна джонка не нарушает ее безмятежного спокойствия. Только белые чайки, то стремительно пролетают над самой водой, то взмывают ввысь. Порой из-зa горизонта выплывают облака, они клубятся, и по воде скользит их отражение.
