Избранное. Том первый - [47]

— А что? Неужто она кого-нибудь уже приворожила?

— И она приворожила, и ее приворожили… а мы тут из-за нее разоримся, сестрица, мы…

— Ну что ж, коли она очумела, пускай убирается вон, — фыркнула Кина.

— Конечно, пускай убирается, никто ее не держит, да ведь с ней и землица наша уйдет, зем-ли-и-ца!.. — заныла Мариола.

— А вы к адвокату ходили?

— Ходи не ходи, сестрица, все едино… Только деньгами сорить… Ведь ей по закону полагается…

— Сходите, сходите к адвокату! — настаивала Кина. — Закон-то один, а судят и так и этак… Уметь надо…

— Думала я об этом, сестрица, ломала себе голову, — жалобно протянула Мариола, — ничего не придумала, ничего не выходит, Ну, скажем: подадим мы в суд. Так ведь на тяжбу деньги нужны, сестрица, без денег в суд не подашь. А где мы их возьмем?.. Да если и подадим, так один бог знает, когда тяжба кончится… Вот вы судились раз, так знаете… Нет, мы этого не можем, не на что… А Иван уперся: «Отдадим ей, говорит, все, что ей полагается…» Так ему-то легко говорить, не он добро наживал, не он дом собирал… Вот свяжет она ему руки, тогда я его спрошу, каково ему…

— Так пускай выходит замуж и убирается к черту, а вы ей ничего не давайте, и все тут! — решительно посоветовала Кина.

— Нельзя, сестрица, нельзя! — возразила Мариола, стукнув по столу ладонью левой руки. — Я уж расспрашивала сватью Марину. «Не давали мы, говорит, снохе, ничего ей не давали, а как вышел приказ от властей, говорит, так все забрала».

— Ну, так вы скажите своей: «Пускай, мол, суд решает». А пока суд решит…

— Нельзя! Нельзя! Она сама все заберет, а ты судись с ней, коли хочешь.

— Ну уж раз они ей по суду отдадут, делать нечего, — сдалась Кина.

— Если они ей отдадут, так я не отдам, я! — вспыхнула Мариола. — Одна душенька моя знает, как оно собрано, это добро…

— Как же так… а закон? — удивилась Кина, глядя на сестру.

Мариола открыла было рот и подняла кулак, но только погрозила им кому-то. Ей хотелось довериться сестре, хоть ей одной сказать о том, что она задумала, но она сразу же спохватилась, прикусила язык и опять наклонила голову.

«Сказать ей? — спросила она себя. — Или не говорить? Нет, не скажу, не надо… Про такие дела не рассказывают — стоит про них двоим узнать, и ничего в тайне не останется… Проговорится она кому-нибудь, а слух и пойдет гулять… Только пусти слух, а потом попробуй останови его, коли у тебя другого дела нет…»

За последнее время старуха много думала, долго соображала, как ей вести себя с Тошкой, и наконец решила больше не ругать ее, а притвориться ласковой и доброжелательной. И без того по селу о них сплетни ходят, думала она, так пускай хоть новых толков не будет. Она уже решила, как ей нужно обращаться с невесткой при людях. Вот на следующий же базарный день они вдвоем отправятся в город; покупать ничего не будут, пойдут только затем, чтобы люди видели их вместе. Потом она будет посылать Тошку в гости к соседям, а та станет хвалиться, что живут они дружно, хорошо… Да пусть и сама Тошка поуспокоится, а то ведь если ее ругать по-прежнему, так она того и гляди заберет свои пожитки и убежит к кому-нибудь, не дождавшись, пока они справят годовщину по Минчо…

Долго Мариола думала о том, как ей убить сноху. И надумала: втихую надо, чтобы никто ни о чем не догадался, никто ничего не заподозрил. А когда почва будет подготовлена, быстренько укокошить ее, и дело с концом. Пускай только сплетни поутихнут. Пускай люди думают, что живут они со снохой дружно. А то ведь соседи люди плохие, завистливые, им все что угодно в голову взбредет…

Старуха еще не могла точно представить себе, каким образом она сживет со света Тошку. Она думала только о том, что надо спасти свое добро, сохранить его для своих кровных родных, потому что ведь это ради родных она замуровала свою жизнь в имуществе. Если иначе спасти его невозможно, она убьет сноху. И как только она это решила, ей сразу же полегчало, словно все уже совершилось без труда и благополучно закончилось. «Отравлю ее, как курицу! — шипела она. — Пускай тогда забирает, что ей «по закону полагается», пускай чужую землю ворует! Пять-шесть лет она у меня тут вертелась, берегла я ее, словно яичко всмятку, пылинке на нее не давала упасть, а теперь — на́ тебе: отдавай ей свое добро! Отдать добро?..»

— Да ты не больно тужи, — сказала вдруг Кина, заметив, что сестра глубоко задумалась. — Иван еще молодой, может, научится какому ремеслу, станет кое-что добывать на расходы… Да и не худо бы такую невесту ему подыскать, чтобы землицу в приданое принесла…

— Прошло его время ремеслу учиться, сестра. Да и много ли добудешь ремеслом-то? Вот возьми, к примеру, Георгия, сына свата Доню. В прежние годы, может, он и зарабатывал лев-другой, а теперь, говорит, «даже гвозди и дерево окупить не могу»… Нет, сестрица, такая невеста, про какую ты говоришь, нам не достанется, не суждено нам такое счастье… Может, какая голодранка и найдется, так ведь она тоже…

Старуха хотела было сказать: «Она тоже отхватит себе кусок земли», — но что-то кольнуло ее в сердце, она прогнала эту мысль, и вздрогнула от страха. Ведь новая сноха сможет отобрать свою долю не раньше, чем умрет Иван, спохватилась она. Но о таком горе старуха и думать не хотела. Она верила: о чем думаешь, то и случится.