Избранное. Том первый - [45]

Остается Илья Вылюолов. Этот — бедный человек, но умный, степенный. «Будь у нас хоть только пятеро таких, как Илия, нас бы пушкой не расшибить!» — говаривал Минчо. Они не разлучались, любили друг друга, как родные братья. Илия, правда, читать не привык, но человек он твердый, упорный. «Поручи это Вылюоловче, он тебе все что нужно сделает», — хвалил его Минчо. Илия — человек спокойный, больше молчит, только улыбается сдержанно и добродушно и не любит ввязываться во всякие дрязги. «Умный по-хорошему все поймет», — говорит он. Все он воспринимает медленно, туго, но если трудно его в чем-нибудь убедить, то, когда убедишь, разуверить будет вдвое труднее. Он думает осторожно, старается все понять неострым своим умом, так, чтобы ему все стало ясно, и вбить себе это в голову как можно крепче и глубже. К людям он относится серьезно, не легко доверяет им и в самых обычных делах. Но уж если кого полюбит, может в огонь за него броситься. После смерти Минчо он целый месяц ходил убитый горем. Когда ему сказали о несчастье, он словно задохнулся, долго ни словечка не мог вымолвить. «Осиротели мы!» — выговорил он наконец, когда пришел в себя, и часто-часто заморгал глазами. Односельчане уважают его за честность, твердость характера и прямоту. Враги не смеют его вышучивать и сплетничать о нем за глаза — ведь его боятся даже самые известные борцы и силачи во всей округе.

Илия добрый, и уж если Тошка решит выйти замуж, так за него выйдет. Старуха знает, что говорит, она опытная волчица, издалека опасность чует. Не зря она так накинулась на Тошку, когда ссыпали кукурузу. А Илия тогда зашел тоже не без задней мысли. В тот день он и разговорчив был, и глаза у него бегали. Так вот эти дела и делаются: нынче за этим зайдет, завтра за другим, а там, глядишь, уж и «сплел себе корзинку», как говорится. Нынче они друг с другом переглянутся, завтра словом-другим перемолвятся, потом сговорятся, и — как пройдет год после смерти Минчо, возьмет она Пете за ручку и уйдет к Илии… А он тогда придет и скажет: «Давайте делиться!» Вот тогда только его и узнаешь, какой он. Да разве он добрый? Где дело идет об имуществе, там ни доброты, ни дружбы нету. Уж если братья и сестры чуть не убивают друг друга из-за какой-нибудь паршивой межи, так нечего ждать жалости от чужого человека. Все тряпки разделит, ко всему придираться будет. Ведь у него самого ничего за душой нету. Ни ремесла никакого не знает, ни наследства от отца не получил. Как замаячат перед ним двадцать декаров земли, их у него из рук не вырвешь…

Тошка вышла на межу, поравнялась с Иваном и снова отошла. Она сдвинула назад свой черный платок, так что Иван теперь видел все ее лицо. Почему дома она не казалась ему такой истощенной? Скулы у нее стали выдаваться, подбородок заострился. Глаза казались еще больше и еще печальней, чем прежде. Лицо было какое-то напряженное, измученное. Ивану стало стыдно, совестно. «Плох белый свет!» — выругался он. Однако он укорял не столько «белый свет», сколько самого себя. Что свет плох, это и дети знают, думал он. Но Тошка в этом не виновата. Ведь и она человек, ведь и ей хочется жить. За что ее мучают? Ну, а если бы Минчо не умер, все равно они бы не жили всю жизнь вместе. Рано или поздно они бы разделились. Как бы они тогда жили с таким крошечным остатком земли? И на кого бы они тогда сердились?.. А впрочем, имей хоть тридцать декаров, хоть пятьдесят, все равно нищим будешь…

Порой Иван отвлекался воспоминаниями о Минчо и, ободренный, махал рукой: «Ничего, все наладится! Все придет в порядок!.. В тревожные времена живем, кто знает, какие еще перемены будут!» Вот перевернется все на свете, и жизнь станет легче, счастливее. Кто тогда будет думать о каких-то клочках земли?.. Почему он, Иван, не пользуется своей холостой жизнью? Тужить об имуществе и доме еще будет время… Взять хоть его товарищей. Ходят они по гостям, бывают на посиделках, шутят с девушками, влюбляются. А он засел дома, как старик, не хватает только, чтобы принялся следить, какая курица несется, и яйца из-под нее подбирать. Да и мало ему осталось походить холостым, пора жениться…

Женитьба! Эта мысль промелькнула в его голове наряду с другими мыслями, но он вздрогнул и ухватился за нее. Он представил себе, что женился и дружно, спокойно живет с женой. Конечно, будут они работать и тревожиться, но будут и шептаться и миловаться… Голова у него сладостно закружилась, но только на миг: по телу пробежал трепет страха и сомнений. «Кто же за меня пойдет, если будет у меня так мало земли?» — спрашивал себя Иван. Лена Пейкова вьется вокруг Балабанче, но когда водят хороводы, ластится к Игнатювче. Тошка говорила, что Малама будто бы влюбилась в него, Ивана, но он видит, как она бегает за Стойко Стоянколевым. Стойко сапожник, говорят, он собирается переехать в город, а Малама как раз мечтает о городской жизни. Нет, Ивану таких не нужно. В город он переезжать не хочет. Он такую себе подыщет, которая будет и жать и копать бок о бок с ним… И он опять остановился на Кице Кавалджийкиной из Костиева. Щупленькая она, да зато такая кроткая, не болтливая! Плохо только, что у нее три сестры и два брата, значит ни о каком приданом и думать не приходится. Отец ее зимой и летом ходит в кожухе, кашляет и ругает все на свете. Говорят, будто он чахоточный. Старший ее брат работает бондарем в Хаскове, а младший два года назад попался на одном деле и все еще сидит в тюрьме. Иван знал всех членов этой семьи, и они его знали. Если он посватается к Кице, ему не откажут. Но ему очень хотелось восполнить хоть малую часть того, что заберете собой Тошка. Кавалджие нечего дать за дочерью, Иван это знает. Да и как требовать приданое, если в семье столько братьев и сестер, а родители еще живы? Стыдно это… Что о нем подумают? Ничего хорошего не подумают. Иван и это знает.