Избранное. Том первый - [120]

Этот староста был кутила и весельчак, ходил в богатые дома на именины, званый и незваный являлся на свадьбы, приходил в церковь на крестины и вместе со счастливыми родителями увязывался к ним домой. Там он хвалил народные обычаи, ел и пил, пока не сваливался и не засыпал. Наутро просыпался в благодушном настроении, протирал глаза и удивленно оглядывался в незнакомой комнате.

— Э-эх вы! — упрекал он любезных хозяев. — Почему же вы не удержали меня? Почему не сказали: «Хватит! Довольно!»?

Юрталан приводил его раза два к себе в гости, угощал и подробно рассказывал о бесчинствах Пеню Пандурова, об их тяжбе и об отчуждении лугов.

— Ну? Отобрали луга? — удивился староста. — Как это так? В нашей стране нет таких законов! Ай-я-я-яй! Тут ошибка допущена. Самоуправство. Все будет исправлено.

— А это можно? — с упованием смотрел на него Юрталан.

— Что? Луга вернуть? Как дважды два — четыре. Частная собственность у нас неприкосновенна. Тут и говорить не о чем. Так это бесчинство Пеню Пандуров учинил? Прямехонько в тюрьму угодит, помяни мое слово.

— Вот это староста! Это власть! — не утерпев, поделился Юрталан с женой, заглянув в соседнюю комнату. — А другие были что? Пешки!

Староста даже сказал, на сколько лет строгого тюремного заключения осудят Пеню. Потом перевел разговор на дороговизну и трудности жизни, и Юрталан не успел оглянуться, как староста попросил у него взаймы две тысячи левов.

— До завтра! — горячо уверял он. — Как только придет секретарь, сразу же верну.

Ни слова не говоря, Юрталан отсчитал ему деньги и лег, успокоенный, спать. Позже староста занял у него еще тысячу, потом еще пятьсот и поклялся отдать ему все в ближайшее месячное жалованье, чтобы освободиться от этого долга, будто бы тяготившего его как мельничный жернов.

Хотя староста и задержался на своем месте в селе, но долга не возвратил. Луга слились с общим пастбищем. Пеню, виновник отчуждения, свободно ходил по селу. Не желая озлоблять общинную власть, Юрталан махнул рукой на свои деньги. Но при встречах со своим прежним приятелем и покровителем низко ему кланялся и цедил презрительно:

— Мошенник!

Теперь Юрталан окончательно распростился с лугом, но боль от этой потери то и дело напоминала о себе, как боль от глубокой старой раны. И когда ему случалось проходить мимо, он с тоской смотрел на истоптанный луг, с которого собирали когда-то лучшее сено во всей округе, закрывал глаза, и в его памяти вставали крепкие и высокие колья с четырьмя рядами колючей проволоки…

Занятый работой, дрязгами, политической борьбой, Юрталан и не заметил, как промчалось много дней, месяцев и лет. Алекси окончил четырехлетнюю школу и поступил в прогимназию. В самые тяжелые и грустные минуты он был единственным утешением отца. На двойках, на тройках он кое-как дотянул до седьмого класса. Юрталан уже начал строить планы, в какой город и в какое учебное заведение определить теперь сына. Ему очень хотелось отдать Алекси в техническое училище, но Тоню, его зять, настаивал на коммерческом. «Я часто езжу в Пловдив, — говорил он, — у меня там много друзей, мы будем присматривать за парнем, и дело дойдет… Торговля — это хлеб, это будущее…» Но Алекси испортил радостное настроение отца и расстроил все его расчеты, оставшись в седьмом классе на второй год.

— Эти паршивые учителя умеют только жалованье получать. Я бы всех их послал гусей пасти, попадись они мне в руки, — ревел Юрталан, почернев, как головня, от злобы и отчаяния. — А ты, осел, дармоед! — наскакивал он с кулаками на Алекси. — И тебя бы нужно выдрать как следует, показать, где раки зимуют! Держу двух батраков, оберегаю его от работы как от огня, — только бы учился, шел вверх, а он так осрамил отца!..

— Хватит, Тошо! — заступилась Юрталаниха. — Ну, остался и остался. Пускай подрастет… Мал он еще.

— Мал? Подрастет? — вскипел Юрталан. — В тебя, видно, пошел — тупица тупицей!.. Эх-хе-хе! А я хочу сделать из него человека, ученым сделать!..

19

Дни и месяцы проходили в труде, в мелких заботах. Юрталан снова проторил дорогу в город, возвращался молчаливый и сердитый и время от времени что-то подсчитывал, бормоча себе под нос. Стоило ему сесть, он сразу же вынимал карандашик, долго и сосредоточенно выписывал какие-то цифры. Люди говорили, что он собирается купить в городе дом и магазин для зятя. И правда, к нему стал часто наведываться Тоню. Они уединялись со стариком и часами шептались с деловым и важным видом. Говорили оживленно, но тихо. И сейчас же замолкали, если кто-нибудь подходил, не зная, на что перевести разговор. Дважды у них подолгу гостила и Мика с детьми. Старший мальчик ее уже поступил в школу, а двое младших еще цеплялись за подол. Она заметно постарела и стала еще ленивее и надменней. Севда с улыбкой прислуживала ей, но в душе ее проклинала. «Уселись на нашу шею», — негодовала она. Не зря, видно, люди говорили, что Юрталан купит зятю в городе дом. Юрталаниха нянчила внучат, ходила по пятам за дочерью, заглядывала ей в глаза.

— Мика, ты не проголодалась, доченька? — спрашивала она, хотя они только что встали из-за стола.

Работая по дому, Севда следила за каждым их шагом, прислушивалась к разговорам. Как-то Юрталаниха принялась перебирать в сундуке старые и новые платья, встряхивала их и разглядывала. Мика наблюдала за ней со стороны.