Избранная проза - [16]

Но что значит прошлое, если теперь, на моих глазах такое разыгралось? По старому, стародавнему образцу. И то, что другим придает силу и даже агрессивность, когда действительность так резко корректирует наши ожидания, меня только парализует.

Стук упавшего полена заставил меня очнуться. Мне удалось сосредоточить взгляд на двери сарая. Она открылась. Мальчишка просунул голову в щель, удостоверился, что опасность миновала и, быстро перебирая костлявыми ногами, помчался к поленнице, на бегу опрокинул жестяной чан и — отчего так черен был его взгляд, от озорства или страха? — в какую-то долю секунды успел заметить меня. Потом он повернулся и исчез в песчаной яме. Я схватил сумку и ринулся за ним. Впереди не раз еще мелькала его светлая рубашка, выбившаяся из штанов. В зависимости от рельефа он то исчезал, то появлялся, с каждым разом становясь все меньше, все бесцветнее. И тем не менее я гнался за ним. Бежал, пока хватало сил, как будто свистящее дыхание могло заглушить муки стыда.

Как бы там ни было, а мне нет прощения. То, что для меня было непролазным бездорожьем, что заставляло меня спотыкаться, шататься, падать, этот лабиринт из воронок от выкорчеванных пней, торчащих корневищ и ободранных стволов, для него, привыкшего скрываться здесь, был родной землей, давным-давно изученной в поисках наилучшего маршрута или желанного надежного убежища. Когда я, совсем потеряв из виду мальчишку, добрался до края раскорчеванного участка, передо мной открылись два пути — либо в молодой сосняк, высотой в человеческий рост, колючий силок под старыми деревьями, либо в изрытые траншеями и трубопроводами подступы к открытым горным разработкам.

Я сдался. Выкашлял из легких непривычное напряжение и громко выругался. Это было только начало. Я стал еще вдобавок заниматься самобичеванием и теперь уже шагал вперед, все время порицая себя, шагал вперед, не обращая внимания на дорожные знаки, а потому вернулся к исходной точке своего пути. И только тогда я отважился признаться себе, что умираю от жажды. Человеку необходимо пить, решил я, страдает он или нет. И, уже имея определенную цель, я сделал крюк, чтобы миновать злополучную лачугу, и направился к хутору.

Уже начало смеркаться. За господским домом (так я его про себя назвал) кто-то отбивал косу. Нечего и говорить, какие воспоминания вызвал во мне этот сухой, без отголоска, стук. Я вспомнил: я стоял под широким козырьком крыши возле полуоткрытой двери, по обеим сторонам которой росли высокие липы, и вдыхал запах бочкового пива. Взгляд мой был прикован к холму на затянутом красноватыми облаками горизонте. Я напрасно старался свыкнуться с тем, что приближалось ко мне по просеке. Девушка на велосипеде. Ее колени мелькали в мягком вечернем свете. Развевающаяся над багажником юбка, обнаженные руки и лицо, храбро обращенное к заходящему солнцу. Она почти не глядела на дорогу, впрочем, кажется, там никого больше и не было. Она приближалась ко мне, потом вдруг исчезла, но не в тени высоких деревьев, а во дворе за господским домом, там, где отбивали косу.

Я не доверял своим чувствам. Они опять сыграли со мной шутку! Невероятно, чтобы девушка, столь невозмутимо прекрасная, жила рядом с этой жуткой каргой! Невероятно, чтобы она спустилась с холма и искала пристанища неподалеку от той норы, где мальчишка зализывал свои раны. Не может этого быть. Это мне пригрезилось! К тому же нынешние девушки носят джинсы. Особенно если ездят на велосипеде. Кроме того, разве могу я сказать, какого цвета у нее волосы, я, для которого цвет волос женщины очень много значит?

Я был в полном смятении, и мне необходимо было срочно выпить пива. Еще и по другим причинам.

6

Меня ждали. Зала тонула во мраке, только возле водопроводного крана горел свет. Недо, стоя у стойки, протянул мне кружку свеженалитого пива.

Я онемел от удивления и с жадностью припал к кружке.

Недо — будь он благословен — стоял, уперев левую руку в бок, что делало треугольник еще шире. Лицо его сияло довольством.

— На здоровье!

Я со вздохом отставил кружку. И тут дверь открылась — на мгновение стала видна кафельная кухня — и снова закрылась за вошедшим.

— Еще что-нибудь будет?

— Все может быть, — сказал Недо.

Хозяин подошел к свету. Это был дородный мужчина в широких штанах, с бледной лысиной в обрамлении седых волос. Он нацедил кружку пива до самого верха.

— Это тоже на меня запиши, — сказал Недо.

Карандаш хозяина провел один горизонтальный штрих поперек четырех вертикальных.

— Надо свет зажечь, — сказал Недо, — гость хочет сесть.

Не сомневаясь в моем согласии, хозяин нажал на выключатель, и лампа под пожелтевшим от табачного дыма абажуром осветила стол и три стула. Как на сцене. Я вдруг ощутил, что ноги у меня свинцом налиты, но все же сумел пройти еще три шага, необходимых, чтобы достичь спасительной гавани.

— Макс, меню! — потребовал Недо.

— Есть яйца, — в ответ сообщил хозяин, — и жареная картошка. Если хотите. Посмотрим, что скажет жена.

Он оставил нас с Недо вдвоем. Мы сидели и считали капли, падающие из крана в раковину. И опять инициативу перехватил Недо. Он отпил из кружки большой глоток, выдохнул воздух, но все же его дыхания еще хватило на вопрос: