Избранная проза - [18]

Услышав имена: Густа, Йозеф, я открыл было рот, спросить про мальчишку. Но спросил про девушку. Недо в восторге хлопнул себя по коленям.

— Вот это да! Вот это да! Не успел приехать, и уже влип! Ты на меня не обижайся, но если я вижу, как у тебя слюнки текут, то сразу могу сказать, что речь идет о Гундель. Приезжает за бутылочным пивом для своего деда. Или выпивает быстренько бутылочку колы. Тут тебе ничего не светит.

Задетый и в то же время почему-то польщенный, я предпочел сменить тему:

— А вот этот Краутц, учитель. Я могу его понять. Кому же охота жить в одной квартире с бывшей женой! Но почему он не может снять себе комнату там, где он сейчас преподает?

— Что значит преподает? С этим покончено, ясно тебе? С ним все, кранты. Больной он. Что-то с сердцем или с нервами, точно никто у нас не знает. Короче, инвалид.

— Инвалид и разведенный! — вырвалось у меня.

Этим возгласом я как нельзя больше угодил Недо. Он закричал:

— Вот именно! В самую точку!

Потом он опять выпил за мое здоровье и на минуту задумался.

И тут вошел тощий старик; Недо стал отчаянно мне подмигивать, склонясь над кружкой пива. Обрати, мол, внимание!

Чуть приподняв картуз, держась очень прямо, старик прошел через всю залу в самый темный угол. Когда он садился, у него вырвался легкий стон. Он снял картуз и положил его рядом с собой на подоконник, потом несколько раз кашлянул, но вовсе не для того, чтобы вызвать хозяина. На нас он не обращал внимания. Голову он держал высоко и смотрел в одну точку.

Хозяин, видно, услышал, как хлопнула дверь. Он вышел из кухни, сполоснул наши кружки, нацедил свежего пива и принес нам. Нового посетителя он словно бы не заметил.

Я растерянно взглянул на Недо, но у того было непроницаемое лицо.

— Хозяйка! — наконец прохрипел старик.

Недо скрестил руки на груди, что стоило ему не таких уж малых усилий, так как руки у него были короткие, а торс, когда он сидел за столом, на удивление широкий. И все же он дал мне понять, что спектакль только еще начинается.

Пиво пенилось в кружке, пена как раз чуть перешла за положенную отметку, пора было начинать пить. Но Недо не прикасался к кружке. Он выжидал.

— Хозяйка! — хрипло, но несколько более энергично позвал старик.

Я понял, что это какая-то игра, разыгрываемая как по нотам, некий ритуал. Недо взял на себя роль комментатора, я был здесь в качестве удивленного новичка, а актеры повздорили друг с дружкой. Как хорошо! Все идет чудесно! А вот и двигающий действие третий взволнованный возглас:

— Хозяйка!

Но тут явно вкралась фальшивая нота. Дверь медленно отворилась, и через порог тихонько проскользнул новый гость.

Недо опустил руки. Правой он схватил кружку, а левой быстро удержал меня на месте. Гость, подошедший к стойке, потер одну ногу в штопаном носке о другую. Это был не кто иной, как тот изверг, тот ублюдок с телом подростка и лицом старика. И он решился выйти на люди… И он пришел сюда и стоял на свету с подобострастной улыбкой… Чудовище!

— Тсс! Тсс! — усмирил меня Недо. Он вздернул брови. — Гляди, парень!

Появился хозяин. Он явно удивился, но тут же взял себя в руки и спросил:

— Чего тебе, Йозеф?

— Сигарет, Макс, только сигарет.

Теперь он почесал другую ногу. Ни дать ни взять, пай-мальчик, которого сейчас погладят по головке.

— Вот как? Только сигареты, говоришь?

— Две пачки, Макс, если можно.

— Все можно. Только платить нечем, да? Или как?

Наверно, будь это возможно, Йозеф почесался бы двумя ногами одновременно. Голова его моталась от плеча к плечу. Хозяин не ждал ответа, он знал его заранее. Он нагнулся, и вытащил из-под прилавка книгу в черном переплете, и, послюнив палец, стал быстро ее листать.

— Подсчитать, сколько вы задолжали?

— Все точно сойдется, Макс.

— Сойдется-то оно сойдется, до единого пфеннига. Только с оплатой почему-то не сходится.

— Заплатим, Макс, непременно заплатим.

— За «непременно» я ничего не продаю. Больше не продаю. Когда вы опять будете при деньгах, нас уже сроют экскаватором. Кто тогда заплатит долги?

Этот Йозеф ничуть не смутился. Подошел к стойке и оперся на нее.

— Я буду работать на шахте, Макс.

— Что ты будешь делать?

— Работать. На шахте.

Хозяин поднял голову, взглянул на меня, потом на Недо: мол, слышали мы это или нет? Недо все еще прижимал меня к стулу. В этом уже не было нужды, но он так увлекся диалогом, что забыл убрать руку.

— Ты? На шахте?

Это у нас в головах не укладывалось.

— Да тебя же не возьмут.

— Должны взять. Густа была в конторе.

— Они выставят тебя, как только увидят, что ты за фрукт.

— Густа была…

— Да если они узнают, сколько мест ты сменил…

— Густа…

— Да ты же после аванса свалишься и появишься опять уже с больничным в руках.

Удивительно, до чего же высоко он задрал голову. И как бы поставил восклицательный знак после фразы, сказанной чуть ли не с достоинством:

— Я больной!

— Да, — невозмутимо согласился хозяин. — А больным нельзя курить. — Он опять спрятал свой гроссбух под стойку. Йозеф сник; как ничтожный лакей копирует своего господина, так и он тоже нагнулся вслед за хозяином.

— Кто стоит за стойкой, тот и погоду делает, — добродушно крикнул Недо.

— Со мной уж точно, — сказал Йозеф. — Всегда.