Из Парижа в Кадис - [16]

Спросите в Бургосе первого попавшегося ребенка, кто такой Сид Кампеадор. И хотя ему, вероятно, не удастся назвать вам имя ее величества королевы, восседающей сегодня на троне Карла V, он ответит вам, что Сида Кампе-адора звали дон Родриго и что родился он в замке Бивар. Он объяснит вам, в связи с чем дона Родриго прозвали Сидом, и расскажет, как герой заставил короля Альфонса поклясться в церкви Санта-Гадеа, что тот никак не замешан в убийстве дона Санчо; как король Альфонс изгнал Сида; как Сид занял у двух евреев тысячу флоринов, оставив залогом сундук, набитый песком; как он примирился с королем; как святой Петр предсказал ему близкую смерть, и, наконец, как, когда он умер, хитроумный Хиль Диас, его оруженосец, следуя предсмертному приказу своего господина, посадил тело Родриго на Бабиеку, его лошадь, вложил ему в руку его меч Тисону, и мавры, посчитав Сида живым, при виде его обратились в бегство, оставив на поле битвы двадцать своих королей.

Так вот, поверите ли, сударыня, нашлись ученые, которые обнаружили, что Сид никогда не существовал и что эта вера, исповедуемая целым городом, эта молва, вырвавшаяся за пределы Испании и распространившаяся по всему миру, это коленопреклонение на протяжении восьми столетий перед могилой героя — не более чем вымысел поэтов двенадцатого и тринадцатого веков. Сколь же полезен для славы народа ученый, особенно если он достаточно учен, чтобы делать подобные открытия, не правда ли, сударыня?

Если Вы когда-нибудь приедете в Бургос, посетите его изумительный собор; после того как Вы осмотрите барельефы, изображающие въезд Иисуса Христа в Иерусалим, клирос, обнесенный чеканной железной решеткой чудесной работы, купол, сработанный как драгоценное флорентийское украшение, «Ессе Homo» Мурильо, «Страсти Христовы» Филиппа Бургундского, «Христа на кресте» Эль Греко, «Магдалину» Леонардо да Винчи, огромный орган собора и скульптуру Христа, обтянутую человеческой кожей, — попросите, чтобы Вам показали сундук Сида, и ризничий (к счастью, он не ученый) покажет Вам в зале Хуана Кучильеро эту почтенную достопримечательность, прикрепленную к стене стальными скобами.

Я мог провести в Бургосе три часа, сударыня: один из них я собирался отвести для сна, два — для осмотра города. Не будучи уверен, что Вы приснитесь мне, я посвятил час, предназначавшийся для сна, тому, чтобы написать Вам. Большего даже Сид не смог бы сделать для доньи Хи-мены, не правда ли?! Ах, я опять забыл, что Сид никогда не существовал!

Примите уверения и пр.

IV

Мадрид, 9 октября 1846 года.

Покидая Бургос — если предположить, что Вам когда-нибудь доведется его покидать, сударыня, — Вы проедете по мосту через реку, название которой так и осталось мне неизвестным, ибо, не увидев никакой реки, я не смог спросить у нее, как она называется; но все же мост преодолеть придется, и это все, что я могу Вам сказать. Посреди моста оглянитесь и бросьте последний взгляд на властителя Старой Кастилии — город Бургос; прежде всего Вы увидите изумительной красоты ворота, ренессансное сооружение, воздвигнутое в честь Карла V и украшенное статуями Нуньо Расура, Л айна Кальво, Фернана Гонсалеса, Карла I, Сида и Диего Порселоса. Справа от Вас и от этих ворот высятся, как две каменные стрелы, колокольни восхитительного собора, который, кажется, поставлен на пути странника для того, чтобы приобщить его к тем чудесам, какие ему предстоит увидеть.

Наконец, Вы окинете взором город, раскинувшийся амфитеатром, а затем, подобно тому, как люди заставляют свою память возвращаться в лучезарное прошлое, в последний раз устремите взгляд на равнины и зеленеющие долины, через которые Вы только что проехали, и навсегда попрощаетесь с журчащими ручьями, свежей тенистой листвой и живописными горами Гипускоа, ибо Вам предстоит пересечь красные пески, серые вересковые пустоши и бесконечные просторы Старой Кастилии, где радостное и удивленное восклицание вызовет у Вас случайно встреченный чахлый дуб или корявый вяз.

Первой достопримечательностью на нашем пути оказался замок Лерма, где умер в изгнании знаменитый герцог, носивший это имя и прославившийся тем, что сначала он был фаворитом короля Филиппа 111, а потом впал в полнейшую немилость. После смерти герцога его владения, в том числе и замок, который виден с дороги и составляет часть этих владений общей стоимостью в миллион четыреста тысяч экю, были конфискованы. С этого часа никто не занимался замком, и он мало-помалу обратился в руины. Сегодня обрушившиеся потолки валяются на земле, и сквозь окна, лишенные стекол, просвечивает небо. Господин Фор, один из пассажиров нашего дилижанса, сделавшийся нашим переводчиком и чичероне, рассказал нам все эти подробности, добавив, что пять лет тому назад на этом самом месте он был остановлен грабителями, которые, не испытывая ни тени уважения к развалинам старого замка Лерма, превратили его в свое пристанище.

По мере продвижения вперед мы становились жертвами оптического обмана, приближавшего к нам голубоватые вершины Сомо-Сьерры — места, некогда не менее опасного для путешественников, чем знаменитый проход возле замка Лерма, где подвергся нападению наш друг г-н Фор. Было пять часов вечера, когда мы начали взбираться по первым их склонам. Одна из гор, высившихся слева от дороги из Аранды в Мадрид, была той самой, которую на глазах у Наполеона с бою захватила польская кавалерия. Ее уклон примерно такой, как скат обычной крыши. Чтобы пройти этот участок пути, число мулов в нашей упряжке довели до двенадцати.