Исторiя Россiи 862—1917 - [49]

«Истинно великіе люди познаются тѣмъ, что опережаютъ своё общество и ведутъ его за собою; созданное ими имѣетъ прочные задатки не только внѣшней крѣпости, но духовнаго саморазвитія. Иванъ въ области умственныхъ потребностей ничѣмъ не сталъ выше своей среды; онъ создалъ государство, завёлъ дипломатическія сношенія; но это государство, безъ задатковъ самоулучшенія, безъ способовъ и твёрдаго стремленія къ прочному народному благосостоянію, не могло двигаться вперёдъ на поприщѣ культуры, простояло два вѣка, вѣрное образцу, созданному Иваномъ, хотя и дополняемое новыми формами въ томъ же духѣ, но застылое и закаменѣлое въ своихъ главныхъ основаніяхъ, представлявшихъ смѣсь азіатскаго деспотизма съ византійскими, выжившими своё время, преданіями. И ничего не могло произвести оно, пока могучій умъ истинно великаго человѣка — Петра — не началъ пересоздавать его въ новое государство уже на иныхъ культурныхъ началахъ».

4. Бестужевъ-Рюминъ (1885). По его мнѣнію, оцѣнка Костомарова — «прекрасная обвинительная рѣчь, но не сужденіе историка». Отрицать въ Иванѣ всякую заслугу, не найти въ его дѣятельности ничего, кромѣ своекорыстныхъ побужденій, — значитъ нарушить основное правило исторической критики, которая требуетъ судить историческую личность въ связи съ той обстановкой, въ какой онъ жилъ и воспитался, съ тѣми взглядами и понятіями, которые господствовали въ его время и оказывали могущественное вліяніе на ея собственныя воззрѣнія и поступки. Предшественники, дѣйствительно, много подготовили Ивану, но Иванъ первый поставилъ вопросъ о томъ, кому быть: Литвѣ или Москвѣ, намѣтилъ будущую политику Россіи по отношенію къ Польшѣ. «Сношенія съ Западомъ съ него начинаются. Умѣніе же пользоваться обстоятельствами ставитъ Іоанна въ рядъ великихъ людей. Если не признать величія Іоанна, то пришлось бы такое же сужденіе частію примѣнить и къ Петру, который въ значительной степени былъ только болѣе рѣшительнымъ преемникомъ своего брата, отца и дѣда».

5. Иловайскій (1884). Онъ также ставитъ Ивана очень высоко. «Иванъ III представляется намъ основателемъ того истинно государственнаго строя, которому отнынѣ подчинилась вся Русская земля и которому она обязана своимъ послѣдующимъ величіемъ. Суровый, деспотичный, крайне осторожный и вообще мало привлекательный характеръ этого перваго московскаго царя, сложившійся ещё подъ тяжёлыми впечатлѣніями потерявшихъ смыслъ княжескихъ междоусобій и постыднаго варварскаго ига, не можетъ умалить его необычайный государственный умъ и великія заслуги въ глазахъ историка. И если, отъ Владиміра Св. до Петра I, кто изъ русскихъ государей достоинъ наименованія Великаго, то это именно Иванъ III».

6. Выводы. Разногласіе въ оцѣнкѣ Ивана III въ значительной мѣрѣ обусловлено тѣмъ, что наши историки искали въ Иванѣ цѣльную личность и хотѣли подвести подъ одинъ итогъ противоположныя, не всегда примиримыя стороны его дѣятельности; между тѣмъ, будучи представителемъ переходной эпохи, Иванъ, уже въ силу одного этого, долженъ двоиться: онъ соединялъ въ себѣ извѣстныя противорѣчія: черты положительныя и отрицательныя; новое, свѣтлое — и устарѣвшее, умирающее. По характеру, привычкамъ, способу дѣйствій Иванъ весь въ прошломъ, — а это прошлое (время князей-собирателей) отличалось неразборчивостью въ средствахъ, жёсткимъ эгоизмомъ, низкимъ уровнемъ нравственныхъ требованій, готовностью принижаться передъ сильнымъ, грубымъ произволомъ по отношенію къ слабымъ. Эти отталкивающія черты, усвоенныя Иваномъ по наслѣдству, и сказались на сужденіи Костомарова. Несомнѣнны зато заслуги Ивана въ развитіи русской государственности, и ихъ выдвинули съ особою силою Карамзинъ, Бестужевъ-Рюминъ и Иловайскій. Соловьёвъ всего ближе къ истинѣ, вводя эти заслуги въ надлежащія историческія рамки. Панегиристамъ московскаго князя онъ говоритъ: Иванъ былъ лишь счастливымъ наслѣдникомъ тѣхъ богатствъ, какія скопили ему его предшественники; но и хулителей онъ останавливаетъ замѣчаніемъ: Иванъ былъ несчастнымъ наслѣдникомъ того дурного, что досталось ему отъ прошлаго времени.

VII. Памятники духовной культуры. 1462—1533

1. «Повѣсть о созданіи и о взятіи Царяграда». Она была одною изъ любимыхъ книгъ, читавшихся въ старое время. Читатель особенно охотно останавливался на предсказаніи, что наступитъ время, когда русскій народъ побѣдитъ турокъ и воцарится на семи цареградскихъ холмахъ. Съ тѣхъ поръ въ сознаніи русскаго человѣка никогда не умирала надежда на то, что, рано или поздно, православный крестъ вновь заблеститъ на куполахъ Св. Софіи.

2. «Повѣсть о Бѣломъ клобукѣ». Её тоже много читали въ старину. Содержаніе ея: императоръ Константинъ Великій пожаловалъ крестившему его папѣ Сильвестру, какъ главѣ христіанскаго благочестія, Бѣлый клобукъ для ношенія. Когда же впослѣдствіи латыняне отступились отъ православія и преемники Сильвестра хотѣли, для поруганія, отослать Бѣлый клобукъ въ чужую землю, то ангелъ, въ видѣніи, грозя страшною казнію, повелѣлъ папѣ отослать Клобукъ константинопольскому патріарху и, въ свою очередь, тоже въ видѣніи, повелѣлъ патріарху отослать Клобукъ, по полученіи его, къ архіепископу новгородскому, чтобы носилъ его не кто иной, какъ онъ, такъ какъ въ Новгородѣ «нынѣ воистину славится вѣра Христова»; въ Римѣ она уже погибла, погибнетъ, по гордости людской, и въ Царьградѣ отъ руки агарянъ, но возсіяетъ въ Третьемъ Римѣ — въ Русской землѣ. Съ тѣхъ поръ новгородскіе архіепископы носятъ на головѣ бѣлый клобукъ, а не чёрный, какъ остальные архіереи. — Легенда эта сложилась въ Новгородѣ, на почвѣ стремленій создать мѣстной церкви іерархическую независимость; позже, съ паденіемъ политической самостоятельности Новгорода, легенда была пріурочена къ Москвѣ, и съ 1564 года московскіе митрополиты тоже стали носить, вмѣсто чёрнаго, бѣлый клобукъ.